Название расположенного в Юго-Восточном Забайкалье Агинского Бурятского автономного округа (площадь 19,6 тыс. кв. км) происходит от бурятского слова «ага», что означает «большая равнина». Так же называется река, которая пересекает округ по линии запад–восток и разбивает его на две ландшафтные зоны: лесостепь (находящийся к северу левый берег) и степь (лежит в южном направлении, между реками Агой и Ононом). С запада и севера округ ограничен Могойтуйским хребтом, с юга и востока – р. Онон. Эти границы и в наше время играют особую роль, однако в более ранние исторические периоды она, вероятно, была более значимой. Климат на данной территории сухой, континентальный. Здесь зимой почти не бывает снега и можно пасти скот круглый год. Поэтому на территории округа с древности было распространено кочевое скотоводство (известно более 300 археологических памятников кочевых культур).

Тогда в агинских степях кочевали дунху (культура плиточных могил) и сяньбийцы. В Средние века на этой земле жили шивэйцы (бурхотуйская культура) и отделившиеся от них монголы, а в начале Нового времени – буряты. В 1837 г. агинские буряты были выделены в самостоятельную степную думу[1]. В записке одного из чиновников того времени читаем: «Поведомству Агинской степной думы состоят кочевые и оседлые инородцы, образ жизни их есть кочевой и непостоянный, то есть, не на одном месте; занятие же промышленностью и самый быт их происходят от одного скотоводства» [2].

Важнейшим источником по истории традиционного агинского скотоводства являются архивные документы. В настоящей публикации впервые введены в научный оборот материалы из Российского государственного исторического архива (Санкт-Петербург), Государственного архива республики Бурятия (Улан-Удэ), Государственного архива Забайкальского края (Чита), Российского государственного архива Дальнего Востока (Владивосток). Громадный пласт информации о различных сторонах жизни бурят содержится в материалах земской статистики [3].

Многие аспекты рассматриваемой проблемы отражены в исследованиях, посвящённых истории как Бурятии в целом, так и агинских бурят в частности [4]. Следует особо отметить книгу Л. Линховоина, хотя и небольшую по объёму, но содержащую ценный фактический материал по теме, а также работы Ж.Ж. Тумунова, в которых охарактеризовано хозяйство агинских бурят дореволюционного периода [5]. Тем не менее обобщающих трудов, где была бы представлена динамика скотоводческой отрасли в хозяйстве агинских бурят, до сих пор нет. В данной статье показаны их традиционное хозяйство и характерные для него изменения в процессе модернизации России конца XIX – начала XX в.

Агинские буряты вели преимущественно мобильный образ жизни, и частной собственности на землю у них не было. Поземельные устроительные работы в волости не проводились, земли находились в общинной собственности. Существовало свободное пользование пастбищами по праву «первозахвата» [6] в пределах той или иной административно-территориальной группы (булуков), а сенокосные угодья находились в общинной собственности и делились на пайки «по числу душ и разряду казённых и общественных сборов» [7]. Даже накануне революции 1917 г. отношение «инородцев» к земле юридически определялось как «неразделённое владение» [8].

Агинцы передвигались со своими стадами по тучным долинам Онона и Аги: «Главное хозяйство инородцев Агинской волости составляет чистое скотоводство [99,25%] и обработка продуктов скотоводства, хлебопашеством в связи со скотоводством занимается незначительная часть населения [0,75%], этому способствует неплодородность почвы, малое выпадение снегов, преобладание высоких степей, каменистых, дресвяных и солончаковых и удалённость от вод и лесов» [9]. Состав стада был классическим для проживавших в евразийских степях номадов (кочевников). Они разводили пять основных видов животных (по-бурятски «табан хушуу мал» или «скот пяти видов») – лошадей, овец, коз, верблюдов и крупный рогатый скот [10].

Отсутствие юридически зафиксированного права собственности на землю не означает, что у бурят не было выработанных многолетней практикой маршрутов перекочёвок, закреплённых традицией летних и зимних пастбищ. Согласно материалам комиссии А.Н. Куломзина «при каждой перемене своей стойбы, бурят ставит свою юрту на известном, так же раз и навсегда определённом месте, которое если и меняется, то очень редко» [11].

Конфликты по поводу использования земель в основном возникали не между бурятскими родами, а между бурятами и русскими крестьянами, бурятами и казаками [12]. Это была типичная проблема для аграрных и индустриальных государств, стремившихся установить контроль над свободолюбивыми кочевниками, приписать их к тому или иному административному подразделению. Однако они кочевали там, где считали нужным, нередко нарушая государственную границу и отходя в монгольские степи.

Буряты предпочитали устраивать летники поближе к источникам водопоя, тогда как зимние пастбища выбирали в местах покосов, по возможности защищённых от ветров, а также там, где оставалось много ветоши. По разным данным, «стойбы» агинские буряты меняли от 4 до 12 раз в год [13], причём большинство их даже в первой половине ХХ в. перекочёвывали с зимников на летники и обратно [14].

Есть географические варианты смены пастбищ. В степной части округа к югу от р. Аги буряты устраивали летники поблизости от многочисленных озёр и озёрных западин, где они поили скот. К тому же пологие склоны озёрных западин нередко «питают» ключевые воды, вследствие чего здесь более сочные травы. Лесостепная часть, северная от реки, зимой несколько теплее, чем степная, поэтому буряты перед наступлением холодов перекочёвывали со стадами в северную половину Агинских степей. Они располагали свои зимники в лесной предгорной части Могойтуйского и Борщновочного хребтов [15]. При этом прослеживалась важная тенденция: чаще кочевали и использовали большее количество пастбищных территорий наиболее богатые скотоводы. Это связано с тем, что, во-первых, они имели огромное поголовье животных, для выпаса которых требовалось немалое количество ресурсов; во-вторых, в стадах богатых скотовладельцев был значительный процент лошадей и верблюдов, что обеспечивало высокую скорость кочевания животных; в-третьих, знатные номады обладали особым общественным статусом и могли авторитетом или силой отчуждать в собственное пользование лучшие участки пастбищ. «Сколько именно раз в течение года кочевник переменяет своё местопребывание вместе со своим скотом, зависит от большей или меньшей степени его богатства или, что то же самое, от числа голов его скота, - сообщается в “Материалах комиссии Куломзина”. - Кочевник, имеющий небольшое количество скота, меняет своё местопребывание всего только два раза в год; он имеет только летник (“засулан”) и зимник (“угульджен”); более богатый имеет уже четыре места кочёвок – к двум указанным у него прибавляется ещё весенник (“намурждан”) и осенник (“хабурджен”); наконец, самые богатые из кочевых инородцев меняют место стойбы своего скота до 10–12 раз, причём, кроме того, имеют все четыре указанные вида стойбищ» [16].

В архивных материалах иногда встречаются сведения о конкретных маршрутах передвижений тех или иных групп номадов, местах распространения их зимних и летних пастбищ. Например, Бодангутский род (28 юрт) кочевал зимой по рекам Тутенхуй и Булук в максимальном радиусе 120 вёрст, а другой род – Шарайский (22 юрты) – зимовал по р. Киле и берегам озера Саганнур в радиусе 80 вёрст [17].

Структура стада у агинских бурят оставалась классической, характерной для кочевников-скотоводов Евразийских степей (см. табл. 1). Для Агинского ведомства было характерно преобладание мелкого рогатого скота (особенно овец – 50% всего поголовья), количество крупного рогатого скота и лошадей было одинаковым (примерно по 20%).

На рубеже XIX–XX вв. «среднестатистическое» бурятское хозяйство (в зависимости от степени мобильности) обладало стадом, состоявшим из 4–8 лошадей (13–15%), 10–16 голов крупного рогатого скота (25–30%) и 20–40 овец (около 60%). Однако вопреки распространённым утверждениям, что агинские буряты имели очень много животных, число богатых скотовладельцев у них оказывалось невелико. Так, в начале XX в. лишь 9,3% хозяйств имели более 10 лошадей, 1,8% – более 100 и всего 0,3% – свыше 300 лошадей. Доля хозяйств, владевших большим числом других видов животных, тоже весьма мала. Только в 4% хозяйств насчитывалось более 300 овец и в 2% – более 500. Лишь в 1,31% хозяйств имелось более 100 голов крупного рогатого скота и всего в 0,01% их количество достигало 300 [18]. Следовательно, к богатым может быть отнесено не более 2% хозяйств. В то же время скотоводы имели такое число животных, которое позволяло им выживать; примерно 20,7% хозяйств было вынуждено искать дополнительные источники существования, из них 2,9% имело только какой-либо один вид животных, а 5,7% скота вообще не имело (интересно, что в конце XIX в. бесскотных хозяйств насчитывалось не более 0,5%) [19].

Таблица 1. Количество скота в Агинской волости (1841–1915)

Составлено по: ГА РБ, ф. 129, оп. 1, д. 42, л. 7 об.–8; д. 129, л. 1–2; д. 217, л. 2–3; д. 250, л. 1 об.–2, д. 253, л. 49–49 об.; д. 322, л. 47; д. 372, л. 1–2, 5; д. 462, л. 37 об.; д. 484, л. 6–7; д. 512, л. 42; д. 561, л. 13–14; д. 590, л. 24; д. 676, л. 1 об.–2; д. 852, л. 3–4; д. 1930, л. 11; д. 2110, л. 7 об.; д. 2286, л. 157 об.; д. 2325, л. 145; д. 2355, л. 140, 142 об.; д. 2402, л. 22, 33, 48; д. 2419, л. 12; д. 2458, л. 136, 138, 140, 142; д. 3291, л. 12 об., 13; д. 3315, л. 48; д. 3320, л. 25; д. 3462, л. 23; д. 3745, л. 2 об.–3, 73 об.; д. 3762, л. 127; д. 3873, л. 102, 106 об.; д. 3945, л. 164–164 об., 184, 191 об.; ф. 131, оп. 1, д. 98, л. 10 об.–11; д. 283, л. 234; д. 363, л. 25; д. 488, л. 234; д. 494, л. 141; д. 539, л. 53; ф. 267, оп. 1, д. 3, л. 76, 76 об., 80 об., 89; д. 6, л. 96 об., 118 об.; ф. 427, оп. 1, д. 50, л. 212. 

На численность поголовья скота бурят существенно влияли различные природно-климатические факторы, джуты (падёж скота, вызванный обледенением пастбищ), засухи и проч. В октябре 1848 г. в агинских кочевьях выпало много снега, «покрыв без остатка все подножные корма». По этой причине у начальника Нерчинского округа буряты «испросили» разрешения кочевать по Онону и близлежащим речкам и урочищам около границы с Монголией, на территории проживания казаков, тунгусов и русских земледельцев-крестьян. Полученное разрешение позволило им сохранить поголовье стад, но вскоре между номадами и их соседями начались конфликты [20]. В следующем году осенью снова прошли большие снегопады [21]. Власти оказались в трудных условиях, что опять обострило ситуацию в регионе. В сложившейся обстановке номады отказывались подчиняться властям, захватывали сенокосы, устраивали беспорядки [22]. Зима оказалась очень тяжёлой для кочевников и привела к большому падежу скота. От голода, снегопадов и холода погибли 8 907 лошадей, 14 679 голов рогатого скота, 25 168 овец, 4 711 коз и 689 верблюдов (в общей сложности около 40% всего поголовья) [23].

Ранее агинские буряты теряли меньше скота: в 1862 г. погибли 596 лошадей, 990 голов рогатого скота, 17 730 овец, 597 коз, в 1872 г. – соответственно 36, 689, 3 650, 122 головы [24]. Тем не менее народ регулярно страдал от постоянных стихийных бедствий, нашествий волков и эпизоотий (массовых эпидемий животных) [25]. Сравнительный анализ по другим обществам евразийских кочевников показывает: от различных климатических стрессов, эпизоотий погибало значительное поголовье домашних животных [26]. В целом в кочевых обществах региона вследствие обледенений пастбищ и иных причин массовый падёж скота повторялся раз в 10–12 лет [27]. Подобная неустойчивость кочевого скотоводства требовала привлечения дополнительных источников существования.

Охота всегда являлась важной частью образа жизни кочевников, однако агинские буряты использовали её только как вспомогательную деятельность, дававшую очень скоромную прибавку к бюджету их скотоводческих хозяйств (см. табл. 2).

Таблица 2 . Охота агинских бурят в 1841–1915 гг.

Составлено по: ГА РБ, ф. 129, оп. 1, д. 322, л. 44 об.–45; д. 462, л. 38; д. 512, л. 42 об.; д. 590, л. 24 об.; д. 687, л. 17 об.; д. 3462, л. 4, 23 об.; ф. 131, оп. 1, д. 363, л. 26; д. 494, л. 145; ф. 427, д. 50, л. 212 об.

Рыболовством агинские буряты (как и многие другие кочевники) не занимались [28]. Судя по всему, никаких особых доходов в середине XIX в. не приносила им и торговля. Они сбывали животных и различные продукты скотоводства (шерсть, жир, масло и проч.) на ежегодной ярмарке в Агинском, на которую, помимо номадов, съезжались русские купцы и даже торговцы из Китая [29]. Однако общее число ежегодно продававшихся тогда бурятами голов скота и шерсти в масштабах волости оставалось невелико (см. табл. 3). Это подтверждают показатели продаваемой шерсти. Известно, что с одной бурятской овцы выходило около двух с половиной фунтов шерсти (примерно 1 кг) в год. Исключив ягнят, можно вычислить, что на ярмарку вывозилось не более 15–20% ежегодно получаемой шерсти. Скорее всего, в торговле участвовали наиболее богатые скотовладельцы, которые могли без ущерба для собственного хозяйства выставить на торг то или иное количество животных. У большинства хозяйств, как правило, все излишки производства шли на нужды собственного потребления.

Земледелие у бурят не получило значительного развития. Даже в начале ХХ в. «говорить о земледелии у бурят Агинского ведомства как о промысле не приходится; оно, можно сказать, во всей Агинской степи не существует, за исключением только одного села Агинского [30]; есть попытки заниматься земледелием, часто неудачные, но земледелия в настоящем смысле этого слова ещё нет, потому что 141½ дес. посева и 32¾ дес. картофеля (речь идёт о 1908 г. – Н.К.) на всю степь ещё не составляют земледелия» [31].

Таблица 3. Торговля агинских бурят в 1848–1852 гг.

Составлено по: ГА РБ, ф. 129, оп. 1, д. 462, л. 37 об.; д. 512, л. 42, 48; д. 590, л. 24; д. 687, л. 17; д. 3462, л. 4, 23; ф. 427, оп. 1, д. 50, л. 212.

Это было связано с непригодностью большинства территории для занятия земледелием: «Причиною худого урожая почитается неудобство каменистого и солонцеватого грунта земли, и никакой другой сорт хлеба, кроме ярицы, засеваем ими (инородцами. – Н.К.) не бывает» [32]. По свидетельству источников середины XIX в., «кочевые инородцы засевают некоторую часть токмо картофеля, а прочие растения оседлыми инородцами, ибо по случаю первых непостоянного кочевания и неимения как огородов, так и средств к сохранению овощей в зимнее время, таковые не разводятся». Однако в целом земледелие имело подсобный характер и использовалось только ограниченным числом бурятских домохозяйств («снимаемый хлеб по всегдашнему почти неурожаю не продаётся, посему оного бывает недостаточно и для собственного продовольствия») [33].

В последней четверти XIX в. на развитие бурятского кочевого хозяйства серьёзно повлияли модернизационные процессы российской аграрной экономики. Её основными факторами стали рост оседлости, внедрение земледелия (более продуктивного, чем скотоводство), ориентация хозяйства на рынок, уменьшение числа заболеваний и смертности населения (в силу проведения профилактических мероприятий против неизлечимых ранее болезней), распространение грамотности и т.д. Например, прослеживались тенденция развития у агинских бурят седентеризационных процессов, а также медленное, но постепенное увеличение в волости общего количество оседлых «инородцев». Если в 1850 г. их было около 80 человек, то в 1911 г. – более 650 [34]. Начиная с 1870-х гг. агинские буряты занимались свиноводством, являвшимся маркером оседлого образа жизни. Правда, число свиней оставалось невелико (несколько десятков голов), и их выращивали исключительно жители оседлых населённых пунктов (см. табл. 1). Поэтому более важным свидетельством седентеризации является увеличение на бурятских зимних и летних пастбищах количества деревянных юрт. Если в 1840–1850-х гг. их приходилось не более 80 на волость (0,01–0,02% общего количества юрт), то в конце XIX – начале XX в. – более 2,5 тыс. (27–31%) [35].

Вместе с земледелием в Восточное Забайкалье пришла частичная механизация сельскохозяйственного труда. В 1911 г. у агинских бурят насчитывалось 76 плугов и сох, 33 сенокосилки, 69 грабель и 140 борон, молотилка, веялка и жатвенная машина [36], а через четыре года – уже 80 плугов, 47 сенокосилок, грабли, молотилка, сеялка, 23 веялки, 4 жатвенных машины и 56 сепараторов и маслобоек [37].

Хотя эти показатели и были ничтожно малы для 3,5 тыс. дворов, они подтверждают тезис о том, что буряты активно занимались заготовками кормов для животных, т.е. самым важным следствием модернизации хозяйств региона стало развитие сенокошения. Буряты практиковали заготовку на зиму кормов (в отличие от монголов, практически этим не занимавшихся) ещё до появления русских первопроходцев в Забайкалье [38]. Однако интенсификация сенокошения зависела от влияния на бурят русскоязычных переселенцев и от заимствования у них более совершенной технологии.

Поскольку на одну условную кормовую единицу в Агинской волости заготавливалось гораздо меньше сена, чем в других управах и ведомствах Забайкалья, то сложилось мнение, будто сенокошение в ней занимало более скромное место, чем на территории проживания других бурятских групп. Согласно выводам участников экспедиции, обследовавшей скотоводов Агинской волости в 1908 г., общий вес покошенных трав в расчёте на поголовье скота был весьма незначителен, что свидетельствовало о содержании животных преимущественно на подножных кормах [39]. Сено заготавливали в основном на случай джутов, пожога трав, снегопадов и т.д. Однако такие выводы должны быть приняты с существенными оговорками. Вне всякого сомнения, агинские буряты в указанный период, как и ранее, продолжали вести кочевой образ жизни, но к концу XIX в. уже примерно 70% их хозяйств стали заниматься сенокошением. Если бы состав стада у них остался традиционным (с преобладанием овец и коз) и не начал постепенно изменяться в пользу увеличения поголовья крупного рогатого скота, то заготовленных кормов хватало бы на достаточно длительный период. Для питания одной овцы в холодное время требовалось ежедневно около 2,5 кг сена. Поскольку уже в конце XIX в. на одну условную кормовую единицу в волости приходилось примерно 12–19 пуд. сена, то этим количеством кормов можно было подкармливать животных 2–4 месяца. К тому же столь низкий в сравнении с другими ведомствами и управами расчёт на одну среднестатистическую овцу обусловлен не столько незначительными объёмами сенозаготовок, сколько большим количеством скота у бурят Агинской волости. В валовом объёме сена по ведомствам Забайкальской обл. агинцы выкашивали более 4 млн пуд., что уступало заготовкам сена только по Хоринскому ведомству [40].

Важнейшим новшеством стала организованная на государственном уровне борьба с эпизоотиями крупного рогатого скота. Катастрофические последствия последних вызывали существенное беспокойство у официальных властей, пытавшихся изучить данные явления и выработать рекомендации по воспрепятствованию их масштабного распространения на всё Восточное Забайкалье. Была даже разработана специальная программа по сбору соответствующей информации [41].

В утверждённой 13 марта 1869 г. инструкции врачебного отделения Забайкальской обл. были оговорены обязанности должностных и иных лиц в случае вспышек болезней животных [42]. Их хозяева несли строгую ответственность за не информирование об этом местных властей и полиции. Вводились строгие правила, предусматривавшие санитарно-эпидемиологический осмотр ветеринарным врачом всего скота, а также предназначавшегося на убой. Обязательным стал жёсткий контроль за уже заболевшими животными, которые изолировались от остальных. Кроме того, осуществлялись специальные меры для дезинфекции пастухов и ветеринаров, здоровых животных (дёгтем, во избежание заражения их насекомыми) и мест их содержания. Чтобы воспрепятствовать дальнейшему распространению заразной болезни, было предписано зарывать погибших животных на глубину не менее одной казённой сажени, предварительно облив их раствором извести. Также запрещалось перегонять больной скот на другую территорию, а здоровый – через местность, где были обнаружены очаги болезней. Если же последнее не представлялось возможным, то властям следовало обеспечить безостановочный прогон скота, минуя селения, по обходным дорогам. Для локализации очагов распространения болезней предполагалась установка на дорогах специальных кордонов на период вспышки эпидемий и дополнительно – на полуторамесячный карантин [43].

Однако самой эффективной мерой борьбы с массовыми эпизоотиями стала вакцинация скота. Врачи-ветеринары и специально обученные санитары выезжали на заражённые территории и делали прививки больным и здоровым (для профилактики) животным. Это способствовало уменьшению очагов распространения эпидемии и увеличению поголовья скота.

Относительно последствий втягивания скотоводов в товарную экономику следует отметить, что если во второй половине XIX в. состав стада агинских бурят был обычным для кочевников аридных зон Евразии (при ведущей роли лошади, но с преобладанием мелкого рогатого скота), то накануне Первой мировой войны произошли существенные изменения. Достаточно сравнить, например, 1882 и 1911 гг. (см. табл. 1). В 1911 г. шло массовое сокращение поголовья овец – с 50 до 34% общего поголовья животных, при одновременном увеличении доли рогатого скота – с 22 до 40%. Видимо, это было связано с постепенной переориентацией хозяйства агинских бурят (в первую очередь богатых и очень богатых) с замкнутого натурального хозяйства на рынок.

Всё это привело к необратимым последствиям в экономике, обществе и культуре кочевников. Данные Агинской экспедиции 1908 г. в сравнении с переписью Куломзина, например, показывают, что социальная структура агинских номадов стала иной. В целом, «отношение между бедными и богатыми хозяйствами изменилось в сторону увеличения числа первых. Дифференциация населения за последние 11 лет стала большей, чем была ранее, а вместе с нею шло общее обеднение бурят скотом и уменьшение размеров скотоводства» [44]. Это свидетельствовало о том, что в начале ХХ в. кочевое хозяйство агинских бурят находилось в состоянии экономического кризиса.