9 декабря 2019 г. в Вене при участии Посольства РФ в Австрии состоялась презентация книги историков Р. Отто и Р. Келлера. Данная монография – результат более чем 30-летней исследовательской работы авторов, в прошлом руководителей исследовательских проектов в мемориалах концлагерей и шталагов Германии, изданная при непосредственном участии и поддержке Мемориала концлагеря «Маутхаузен» (Вена). Книга посвящена трагической теме отечественной истории. Её выход в свет накануне юбилея победы в Великой Отечественной войне символичен и неслучаен.

М.И. Семиряга – один из первых исследователей, обратившихся к теме судьбы советских военнопленных, писал: «Плен это постоянный спутник войн. Причины пленения или сдачи в плен следует искать не только в сложившейся в данный момент конкретной боевой обстановке, но и в социально-политической и моральной ситуации в стране ещё до войны. Для любого воина плен это позор и трагедия. Это не акт милосердия со стороны победителя, а право обезоруженного»¹. Вопрос о том, сколько советских солдат и офицеров оказалось в плену в годы Второй мировой войны, остаётся одним из самых дискуссионных².

Будучи в советское время практически «запретной», сегодня тема плена имеет обширную историографию. В числе серьёзных обобщающих исследований, вышедших на русском языке, следует назвать работу П.М. Поляна, чьи труды по теме издавались и в Германии³, а также книгу историка и публициста из Израиля А. Шнеера⁴. Благодаря этим авторам увидел свет и документальный сборник, освещающий один из аспектов проблемы – трагедию Холокоста⁵.

В Германии тему начали активно изучать ещё в конце 1960-х – начале 1970-х гг.⁶ К числу основополагающих трудов относятся книга К. Штрайта⁷, а также исследование А. Штрайма⁸. Новый этап для немецкой историографии наступил в эпоху «архивной революции» начала 1990-х гг. в России. Основательно изучив к этому времени материалы собственных и американских архивов, немецкие историки обратились к «трофейным документам» из фондов Центрального архива Министерства обороны РФ (ЦА МО) и Российского государственного военного архива (РГВА), собирая из различных комплексов источников, оказавшихся после войны в различных государствах и хранилищах, сюжеты из истории советского военного плена⁹. Поэтому, как справедливо отметил М.И. Ерин, они значительно опередили отечественную историографию в темпах и глубине осмысления проблемы¹⁰.

Сославшись на показания руководителя Службы вермахта по делам военнопленных (Kriegsgewangenenwesen) Г. Райнике, данные им в 1945 г. советским органам, Штрайт обратил внимание на утрату значительной части документов данного ведомства в результате бомбардировок и намеренного уничтожения. Тогда это существенно ограничило возможности исследования механизмов работы нацистской «машины смерти»¹¹. В дальнейшем немецкие исследователи подошли к проблеме иначе: приступили к изучению документальных материалов отдельных концлагерей и лагерей военнопленных, созданию баз данных их заключенных и узников¹². Появилось огромное количество исследований¹³.

Келлер и Отто первыми обратились к источниковедческому анализу учётных документов советских военнопленных, изучению вопросов их полноты и информационного потенциала¹⁴. Нельзя не упомянуть, что в 1997 г. они консультировали российских архивистов при описании учётных карточек военнопленных, хранящихся в ЦА МО (ныне размещённых в обобщённом банке данных «Мемориал»). В «раскрытии тайны» одного архивного документа, имеющего отношение к теме военного плена, помогли они и мне¹⁵.

Одним из главных достоинств рассматриваемой книги является то, что Отто и Келлер перешли от микроисторических исследований (на уровне отдельных сюжетов, тем и биографий) к макроисторическому анализу. Такой подход позволил им проверить результаты работы предшественников, полученные в ходе изучения других видов и групп источников, а также обозначил «белые пятна», наметив перспективы дальнейшей работы над темой.

Долгое время в немецкой историографии дискутировался вопрос о степени причастности вермахта к преступлениям нацизма, отголоски которой можно услышать и сейчас¹⁶. Анализируя приказы вермахта и РСХА – (Управление безопасности рейха – Reichssicherheitshauptamt), Штрайт на многочисленных примерах доказывал тесное сотрудничество армии и айнзацгрупп¹⁷. Отто и Келлер продемонстрировали взаимодействие военных и РСХА при создании системы лагерей для размещения советских военнопленных и её функционировании.

Как пишут исследователи, в начале октября 1941 г. верховное командование сухопутных сил вермахта (ОКВ) запланировало перевести 500 тыс. красноармейцев из лагерей военнопленных на Востоке на территорию Польши и Германии. Ещё летом по указанию рейхсфюрера СС Г. Гиммлера разработали планы ускоренного строительства огромных лагерей военнопленных СС (Kriegsgefangenenlager der SS) на территории генерал-губернаторства и сравнительно небольших рабочих лагерей СС для военнопленных в структурах почти всех концлагерей Третьего рейха. Их строительство осуществлялось силами самих военнопленных. В книге приведены сводные данные о перемещении советских военнопленных из шталагов в лагеря военнопленных в октябре 1941 г. (S. 58). Так, для строительства рабочего лагеря военнопленных СС Аушвиц–Биркенау из шталага 308 (Нойхаммер) были направлены 4 тыс. человек, а в строящийся лагерь военнопленных СС Люблин–Майданек – 1,5–2 тыс. бывших красноармейцев из шталагов 307 (Белая Подляска) и 319 (Холм).

Анализируя учётные документы военнопленных и переписку немецких учреждений К. Райнхард и Р. Келлер описали невыносимые условия, в которых находились военнопленные, и привели статистику смертности, в том числе полученную в результате новейших исследований (S. 48–51). Так, в Маутхаузене, согласно плану 1942 г., предусматривалась организация лагеря для военнопленных на 5 тыс. человек (10 бараков). В октябре 1941 г. по сведениям немецких источников в этот концлагерь и его филиал Гузен направили по 2 тыс. советских военнопленных. К тому времени, как работы завершились, их уже не было в живых (S. 53). Из 2 500 военнопленных, прибывших 16 октября 1941 г. в Заксенхаузен, к 1 апреля 1942 г. умерли 1 944 (S. 68). Обращая пристальное внимание на документы шталага 318 (Ламсдорф), Отто и Келлер отмечают, что предварительная проверка работоспособности и физического состояния военнопленных не проводилась. Они отправлялись в лагеря практически сразу после поступления и регистрации (S. 59).

Освещая сюжет «активной и пассивной политики уничтожения» советских военнопленных с октября 1941 до весны 1942 г., авторы обобщили результаты исследований по отдельным концлагерям (S. 69–79). Они отмечают, что военнопленные, поступая в лагеря СС, не теряли свой статус, по сути, оставаясь в введении вермахта, однако учитывались по особым правилам: сохраняя за собой учётный номер, полученный в шталаге (Erkennungsmarkennnumer), они получали дополнительный, который также указывался на их учётной карточке. В ней же фиксировались последующие перемещения, в том числе данные о смерти. Причём в каждом лагере существовали свои особенности учёта, что демонстрируется на примерах (S. 59–65). И хотя формально эти лагеря не имели отношения к рабочим командам шталагов, из документов следует, что концлагерь Ноенгамме считался рабочим подразделением (Arbeitskommando) № 179 шталага 310 (Винцендорф), а Аушвиц – рабочей командой № 46 шталага 308 (Нойхаммер). Внешне демонстрируя автономность, лагеря военнопленных СС должны были сообщать о своём контингенте Немецкой службе оповещения родственников погибших солдат вермахта (WASt), которая отвечала за учёт советских военнопленных (S. 66).

Авторы отмечают, что согласованность действий вермахта и РСХА прослеживается даже на уровне повседневной бумажной бюрократии. Им удалось восстановить картину систематического движения военнопленных из шталагов в лагеря СС, а также пути их перемещений по лагерям СС на территории Третьего рейха с марта 1942 по январь 1945 г. Правда, в виде таблицы в книге представлены лишь сводные данные о количестве военнопленных в концлагерях с марта 1942 по март 1944 г. На основе анализа источников авторы пришли к выводу, что значительное увеличение числа перемещений военнопленных наблюдается с мая 1943 г. В этот период основными лагерями для них выступали Бухенвальд, Заксенхаузен и Маутхаузен. Последнее перемещение военнопленных датируется 24 января 1945 г., когда в концлагерь Миттельбау–Дора поступило 250 военнопленных рабочей команды шталага 3010 (VIII C) Заган (S. 81–83).

По мнению Штрайта, обращение с советскими военнопленными соответствовало провозглашавшейся нацистами расовой теории¹⁸. Возражая тем, кто считал, что «приказ о комиссарах» от 6 июля 1941 г. так и остался на бумаге, историк с помощью детального анализа документов частей вермахта проследил его исполнение и отметил, что приказ отменили лишь весной 1942 г.¹⁹ Келлер и Отто разделяют эту точку зрения и следуют дальше в изучении проблемы. Они обращают внимание на то, что в литературе часто не видят разницы между «приказом о комиссарах», с одной стороны, и приказами РСХА, касающимися «отбора вредоносных» (Aussonderungen), с другой, говоря о «единстве по содержанию» всех этих документов. С помощью таблицы они демонстрируют различия этих документов. Если «приказ о комиссарах» касался уничтожения пленных комиссаров и политруков солдатами вермахта во фронтлагах, пересыльных лагерях и шталагах, то приказы и директива РСХА давали сотрудникам гестапо полномочия уничтожать «врагов» в шталагах, лагерях военнопленных для русских («Russenlager)²⁰, лагерях СС для военнопленных и концлагерях (S. 115).

Ссылаясь на приказ вермахта от 4 октября 1941 г. о переводе военнопленных лагеря СС для работы на предприятиях этого ведомства (S. 75), исследователи подчёркивают, что военнопленных, направленных в лагеря в рамках акции «отбора» и посланных туда на работы, нельзя «объединять», поскольку, с точки зрения функционирования системы, речь шла о разных категориях пленных.

Реализации приказов РСХА посвящён отдельный раздел книги (S. 117–145). В число подлежавших отбору и физическому уничтожению входили «убеждённые коммунисты», евреи, представители интеллигенции, политические функционеры и офицеры, неизлечимо больные, инвалиды провокаторы, мятежники, воры. Обращаясь к некоторым воспоминаниям военнопленных, одновременно подвергая их «перекрёстной проверке» путём изучения данных лагерного учёта, авторы демонстрируют жестокость и масштабность «отбора». Тщательно и кропотливо они воссоздали схему, хронологию и статистику акции в шталагах и концлагерях. По данным исследователей, в период с августа 1941 до 31 июля 1942 г. было уничтожено свыше 33 тыс. советских военнопленных²¹. Причём в их учётных карточках истинные обстоятельства смерти, как правило, не указывались. Завершение «отбора» вовсе не означало прекращения планомерного и жестокого уничтожения военнопленных, которое лишь меняло формы. «Отобранные к уничтожению» военнопленные могли быть направлены на особо тяжёлые работы в Маутхаузен или Дахау. В этом случае они «теряли» свой статус и получали новый – заключённого. Исследование документов Маутхаузена позволило установить наличие 357 таких случаев за январь–июнь 1942 г. (S. 169).

Впервые исследован вопрос исполнения «приказа РСХА о побегах» (К-Befehl) от 4 марта 1944 г., подлинник которого так и не найден. Изучая историю происхождения этого документа, авторы пришли к выводу, что причины его появления связанны с отчаянными попытками вермахта и РСХА предотвратить массовые побеги офицеров, ставшие с сентября 1943 г. регулярными (S. 181–183). Приведено число советских военнопленных, расстрелянных во исполнение этого приказа до 23 мая 1944 г. – около 350 человек (S. 198). Позднее совершившие побег и пойманные военнопленные (K-Häftlinge) помещались в специальный блок Маутхаузена, где были обречены на смерть. Документы учёта указывают на наличие этой категории узников и в других лагерях. Точное число советских военнопленных, которые получили такой статус, установить не удаётся – отчасти из-за «хаоса» в лагерном учёте (в том числе намеренного). По приблизительным данным источников общее число военнопленных этой категории превышало 7 тыс. (S. 200). В учётных карточках военнопленных, поступавших в WASt, появлялись записи: «бежал, не пойман», «удачный побег».

Реконструкция хода акции «отбора» позволяет решать конкретные исследовательские задачи, связанные с установлением трагических судеб многих солдат и офицеров, погибших в плену. Авторы книги демонстрируют, как, сопоставляя и анализируя информацию различных учётных документов, можно в деталях и подробностях (в отдельных случаях по дням) воссоздать историю жизни военнопленного с момента его пленения до гибели (S. 172).

Пожалуй, впервые авторы подробно осветили вопрос обращения в лагерях для советских военнопленных с больными и инвалидами. Последние, как говорилось выше, относились к числу подлежащих «отбору». По данным Отто и Келлера, полученным в результате расчёта процентного соотношения к общему числу советских военнопленных, ликвидированных в ходе «отбора», только с августа 1941 до конца июля 1942 г. в концлагерях на территории Рейха уничтожили более 3 тыс. больных и инвалидов (S. 95). Авторы книги ссылаются на многочисленные документальные свидетельства полного взаимопонимания руководства вермахта и РСХА в вопросах отношения к этой категории военнопленных. «Отобранных» в ходе акции инвалидов и больных уничтожали, как правило, в лагерях СС за пределами Рейха. Формы и методы уничтожения были самыми разнообразными – расстрелы, газовые камеры, смертельные уколы.

Тем не менее нередко инвалиды и больные военнопленные просто выпускались из шталагов. В результате в поисках пропитания они оказывались предоставлены сами себе, зачастую присоединяясь к партизанским отрядам. Как пишут авторы, это послужило поводом для переписки между начальником штаба ОКВ В. Кейтелем и Гиммлером в сентябре 1942 г. Результатом общения на высшем уровне стала фактическая передача военнопленных-инвалидов в ведение СС, территориальные органы которой должны были отныне определять дальнейшую судьбу «неспособных к труду» (S. 97–98).

Для размещения инвалидов и больных определялся лагерь военнопленных в составе концлагеря Майданек. Исследователи приводят установленные по различным источникам данные о перемещениях в этот лагерь из шталагов с мая 1943 по март 1944 г., о количестве инвалидов в лазарете лагеря с октября 1943 по май 1944 г. (S. 100). Накануне освобождения территории частями Красной армии значительную часть контингента этого лагеря перевели в Маутхаузен.

Попадая в Майданек, больные и инвалиды не теряли свой статус, продолжая находиться в ведении вермахта. Как подчёркивают исследователи, источники не дают прямого ответа на вопросы: почему вермахт хотел «освободится» от инвалидов и больных? Какой интерес был к этой категории у Гиммлера? Как и почему военнопленные этого лагеря избежали участи инвалидов и больных, уничтоженных в результате «отбора»? Возможно, ответы «скрываются» в той части комплекса документов, который после освобождения лагеря оказался в руках советских войск и в настоящее время хранится в ЦАМО и РГВА, ожидая своего исследователя.

Авторы книги не обходят стороной и тему женщин в плену. «Женщины, выступающие в роли мужчин – такая картина не соответствовала как немецким взглядам на военную службу, так и собственно нацисткой идеологии» (S. 251). Не оспаривая тяжких преступлений вермахта и СС в отношении женщин, которые на основании источников, сохранившихся в архиве Яд Вашем (Израиль), публицистически описал Шнеер, исследователи обратили внимание на то, что в немецкой историографии в этой связи часто цитируется приказ командующего 4-й армией генерал-фельдмаршала фон Клюге от 29 июня 1941 г. о том, что женщины в военной форме подлежат расстрелу, однако ничего не говорится о том, что уже 1 июля 1941 г. это распоряжение было определено как ошибочное и отменено. Далее выборочно цитируется приказ ОКВ от 6 марта 1944 г. о передаче женщин – советских военнопленных в ведение СС и СД (S. 253–254). В результате складывается ошибочное представление, что до этого времени с женщинами поступали так же, как и в первые дни войны.

Отто и Келлер изучили проблему, опираясь в основном на приказы и распоряжения вермахта и РСХА по данному вопросу, а также на учётные документы лагерей военнопленных и концлагерей. Сохранившийся комплекс материалов позволил им установить, что первая группа женщин-военнопленных – парашютисток – прибыла шталаг Люфт 2 Литцманштадт 12 сентября 1941 г. Краткие записи учёта не позволяют заметить принципиальных различий в обращении с женщинами, особенно если речь шла о «политических врагах» или евреях. Однако они позволяют проследить, что женщины-врачи, медсёстры, как правило, сохраняли статус военнопленных и направлялись в лазареты лагерей для таковых.

Как свидетельствуют немецкие источники, использование женщин-военнопленных в качестве медицинского персонала рассматривалось скорее как вынужденная мера. Женщины как потенциальный источник активного и пассивного сопротивления вызывали недоверие у начальников шталагов. Отто и Келлер демонстрируют, что такие опасения были небезосновательны, поэтому стремление вермахта избавиться от женщин-военнопленных вполне совпадало с желаниями немецких учреждений, в свою очередь, получить больше рабочей силы. В результате, оказываясь в плену, советские женщины чаще получали новый статус – гражданских рабочих. Однако потеря статуса военнопленного у женщин также могла быть связана и с передачей в ведение гестапо. Исследователи предприняли попытку установить по сохранившимся источникам факты массовых перемещений женщин-военнопленных в концлагеря и последующие события, связанные их судьбой. Они называют и общее число перемещённых – около 2 тыс. человек (S. 265–270).

Интересный подход авторы демонстрируют реконструируя события, связанные с фактами сопротивления в лагерях. В качестве основного источника вновь выступают учётные документы WaST и концлагерей. Упомянуто об организациях, деятельность которых уже исследовалась в литературе, в том числе Боевого содружества военнопленных (БСВ), подпольной организации в концлагере Бухенвальд, в лазарете шталага 304 (IV H) Цайтхайм. Однако в центре их исследования малоизвестный сюжет – деятельность подпольной организации в лазарете Эбельсбах. С помощью документов учёта они определили состав группы, включавшей 500 человек, установив при этом тесную связь подпольной группы лазарета и БСВ.

С целью более глубокого понимания системы авторы отдельно затронули вопросы отношения нацистов к военнопленным других национальностей, прежде всего к испанским (в том числе женщинам), найдя много общего, но одновременно отметив, что отношение к польским военнопленным-женщинам было вполне лояльным. Нацисты активно использовали в своей политике проблемы межнациональных отношений. По их мнению, эта тема требует тщательного изучения.

Следует отметить, что авторы редко привлекали послевоенные воспоминания, избегая кровавых и жестоких описаний. Однако это нисколько не снижает общего настроения книги. «Блок-схемы» исполнения акции «отбора» или операции «пуля», статистические таблицы, рисунки, фотографии, которые дополняют текст, наглядно демонстрируют заранее продуманную беспощадность изучаемой системы, производя ничуть не меньшее эмоциональное воздействие.

Отто и Келлер сформулировали новые подходы в изучении темы. Исследование нацистской системы уничтожения через детальное изучение учётных документов и страниц биографий конкретных людей позволяет наблюдать за её трансформациями, замечать возникающие «сбои» в её, на первый взгляд, до автоматизма налаженной работе, которая традиционно характеризуется словом «Ordnung». Исследователи очень взвешенно и объективно подошли к освещению темы «подвига и предательства». Смотря на проблему под углом зрения совместной преступной деятельности вермахта и РСХА, они на конкретных примерах продемонстрировали, что в условиях, созданных системой, подвигом можно считать уже сам факт сопротивления – индивидуального или коллективного, а переход на сторону «противника» далеко не всегда был актом доброй воли военнопленного.

С точки зрения оценки результатов научного исследования, книга вполне убедительна, поскольку в её основе кропотливый анализ массовых источников. Возможно, тот, кто ждёт от неё сенсационных открытий или хлёстких выводов и заключений, будет разочарован. Скорее это труд – «раздумье» о том, что историки могут сделать для исследования темы, учитывая особенности состава и содержания источников, имеющихся в их распоряжении. Погружаясь вместе с авторами в мир статистики, «порядка и хаоса» лагерного учёта, осознаешь, что именно здесь кроются истоки дискуссий о масштабах потерь, и колебания цифр возникают не только из-за различий в методиках подсчёта, а обусловлены зачастую информационными возможностями самих источников.

Монография Р. Отто и Р. Келлера является также ценным руководством для тех читателей, преимущественно российских, кто, прослеживая судьбы конкретных людей, пытается разобраться в видовом многообразии немецких документов, связанных с учётом военнопленных в Третьем рейхе. Она снабжена небольшим словарём терминов и понятий, употребляемых в делопроизводстве лагерей военнопленных и концлагерей.

Однако в работе недостаёт отдельной главы, посвящённой анализу источников, их составу, полноте, информационному потенциалу. Возможно, её наличие позволило бы подойти к решению некоторых дискуссионных вопросов, связанных с общей статистикой советского военного плена, а также пояснить читателю, как авторы получили те или иные статистические данные и почему отсутствует статистика по другим показателям, т.е. приоткрыть дверь в «творческую лабораторию исследователей».