Летопись и свод: проблемы терминологии
Летопись и свод: проблемы терминологии
Аннотация
Код статьи
S086956870005869-6-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Конявская Елена Леонидовна 
Должность: Ведущий научный сотрудник
Аффилиация: Институт российской истории РАН
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Страницы
27-33
Аннотация

       

Классификатор
Получено
15.07.2019
Дата публикации
05.08.2019
Всего подписок
92
Всего просмотров
2896
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать   Скачать pdf Скачать JATS
1 Необычайно актуальная и глубокая работа В.Г. Вовиной-Лебедевой побуждает к продолжению разговора о проблемах летописеведения, в том числе и на фоне разного рода пересмотра и ревизий шахматовского научного наследия.
2 Общепризнано, что с работами А.А. Шахматова начался новый этап изучения летописей. Его метод исследования летописных сводов доказал свою оптимальность, используется и, без сомнения, будет использоваться далее. Но важно и другое: именно Шахматов впервые обратился к летописям не только и не столько с точки зрения содержащегося в них исторического материала. Летопись предстала как феномен сам по себе ценный, который создаётся, развивается, имеет генетических «предков» и «потомков». Что и есть подход источниковеда.
3 Характерно, что современные прецеденты критики шахматовского подхода, шахматовской генеалогической схемы русских летописей возвращаются к тем же пунктам, по которым Шахматова критиковали ещё в первой половине XX в. Основные аргументы этой критики уже отведены. Однако несколько слов хочется сказать о том, что как раз отличает некоторые современные антишахматовские штудии. В книге В.Ю. Аристова, посвящённой критическому разбору наследия Шахматова, красной нитью проходит стремление показать, что он – вовсе не первооткрыватель, а его открытия суть заимствования идей и наработок предшественников. «Заимствования» – в самом грубом смысле – плагиата: «Внешнее невнимание и одновременно хорошая ориентация в историографии оборачивались тем, что Шахматов часто использовал высказанные раньше идеи как свои»1. Автор книги даже приводит параллельные тексты с целью доказать такое заимствование А.А. Шахматова у его младшего современника и последователя А.Е. Преснякова: «Показательно будет и такое сближение:
1. Аристов В.Ю. Алексей Шахматов и раннее летописание. Киев, 2018. С. 255.
4

Пресняков

составитель Воскресенского летописного свода пользовался материалом первоначальных летописных записок не в сыром виде, а в обработке его для другого летописного сборника.

Шахматов

г. Тихомиров не приходит к определению источников того или другого свода в виде других, более древних сводов; источниками оказываются не готовые уже памятники, объединившие разрозненные исторические данные, а сырой, не обработанный материал в виде погодных записей, сказаний, исторических повестей и т.п.»2.
2. Там же. С. 68.
5 Приведённое «сближение» поражает во всех отношениях. Выделенные курсивом фрагменты в двух столбцах местами совпадают, местами – нет. Для текстолога и источниковеда (коим и считает себя Аристов) совпадающими здесь будут лишь одно слово целиком (сырой) и два – частично (обработкене обработанный, записок записей). В практике текстологических сравнений такие случаи не считаются текстуальными совпадениями. С большой натяжкой можно сказать и о совпадении смысла приводимой части предложения.
6 Если бы не эта явно проявившаяся тенденция книги, можно было бы отметить ряд справедливых замечаний Аристова3. Так, вопрос о нечёткости терминологии и размытости самого понятия «свод» безусловно актуален. Эта проблема поднималась Д.С. Лихачёвым и Я.С. Лурье (да не будет данное замечание понято как намёк на недобросовестное заимствование). В своей «Текстологии» Лихачёв отметил: «Терминология изучения истории летописания крайне неустойчива. Ни одно из понятий – свод, летопись, летописец, редакция летописи – не имеет строгого определения и различными учёными понимается иногда по различному. Между тем нужда в точной научной терминологии в науке о летописании очень велика»4. Ситуация за прошедшие десятилетия изменилась несущественно. Наверное, только по отношению к редакциям летописей серьёзных разночтений нет. Казалось бы, нет нужны и в объяснениях, что такое летописный свод. Но само по себе понятие «свод» предполагает, что сводятся некие более ранние тексты, в свою очередь тоже являющиеся сводами, и далее – пока мы не доберемся до необходимости определить «элементарную частицу». А таковой может быть и литературный нарратив (рассказ), и легенда устного происхождения, и заимствование из византийской хроники, и… погодная запись? Даже самые радикальные приверженцы «свода и только свода» едва ли станут отрицать, что запись известий по следам событий велась. Об этом свидетельствуют встречающиеся уже начиная с Повести временных лет дневные полные даты, правильность которых доказывается и астрономически; подробности, подтверждающие практически современное по отношению к событиям написание летописной статьи.
3. Работа В.Ю. Аристова заслуживает отдельного всестороннего рассмотрения, которое, думается, будет предпринято в недалёком будущем.

4. Лихачёв Д.С. Текстология (на материале русской литературы X–XVII веков). СПб., 2001. С. 357.
7 По-видимому, со слов очевидца записывался рассказ о попытке Глеба Юрьевича сесть в Переяславле в 6656 г. в Лаврентьевской летописи: «ѡн же (Глеб. – Е.К.) послушавъ его (Жирослава. – Е.К.) приде к Переӕславлю вборзѣ свитающю дни . Мстиславу же лежащю еще и дружинѣ его. пригнавше сторожеве рекоша ему . не лежи кнѧже Глѣбъ ти пришелъ на тѧ. ѡн же вста вборзѣ. и собрасѧ к нему дружины нѣколико . и выступи противу ему из города . и стоӕ Глѣбъ до заоутрока . и воротисѧ ѡпѧть. Мстислав же скопивъ дружину . и Переӕславьцѣ. и ѡбѣдавъ гна по нем»5. Здесь есть свидетельство о том, что Глеб на рассвете приехал к Переяславлю, а Мстислав ещё не проснулся, последовательность дальнейших событий сопрягается рассказчиком с завтраком и обедом.
5. ПСРЛ. Т. 1. Вып. 1–2. Л., 1926–1928. Стб. 319.
8 Под 6668 г. в Ипатьевской летописи рассказывается о встрече Ростислава Мстиславича, вокняжившегося в Киеве, со Святославом Ольговичем. Князья заключают союз и празднуют два дня: «Тогда же Ростиславъ позва Ст҃ослава к собѣ на ѡбѣдъ . Ст҃ославъ же ѣха к нему безо всѧкого извѣта . и быс же радость во тъ дн҃ъ межю има. и дарове мнози . да бо Ростиславъ Ст҃ославу соболми и горностаими . и черными кунами . и песци и бѣлыми волкы . и рыбьими зубы. На заоутрие же позва Ст҃ославъ Ростислава к собѣ на ѡбѣдъ . и тако бысть весела, пач вчерашнего дни, да Ст҃ославъ Ростиславу пардусъ . и два конѧ борза . оу ковану сѣдлу . И тако розидостасѧ оу своӕси6.
6. ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1908. Стб. 504.
9 Новгородский летописец констатирует: «Въ лѣто 6693. Маия въ 1 день, въ час 10 дни, яко въ звонение вечернее, солнце помьрче, яко на часу и боле, и звезды быша, и пакы просветися, и ради быхомъ»7. И под 6738 г.: «Трясеся земля въ пятък по велицѣ дни 5 недѣли въ обѣдъ», но, чтобы быть точным, добавляет: «а инии уже бяху отобѣдали»8. Очевидно, что подобные подробности не могли удерживаться в памяти участника событий в течение нескольких лет.
7. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950 (далее – НПЛ). С. 37–38.

8. НПЛ. С. 69. Подробно о вариантах системы ведения летописных записей в Новгороде см.: Гимон Т.В. Новгородское летописание XI – середины XIV в. как социокультурное явление. Автореф. … д-ра ист. наук. М., 2014.
10 Относительно термина «летопись» Д.С. Лихачёв также отмечал неустойчивость. Как писал учёный, «иногда термин “летопись” употребляется для выражения понятия летописания той или иной области в целом. Так, А.А. Шахматов и М.Д. Присёлков постоянно говорят о ростовской летописи, о владимирской летописи, о галицко-волынской, черниговской, московской, рязанской и т.д. в том же смысле, как о летописании Переяславля Южного или Переяславля Суздальского, летописании Москвы или летописании Пскова. Понятие “летопись” в этом отношении шире понятия летописного свода, оно охватывает все своды и все летописи того или иного летописного центра»9. Но уже Насонов не употреблял слово «летопись» в таком значении, а говорил о «летописании». Так, в работе 1946 г. Насонов писал об областных летописных традициях: «Древнерусское летописание развивалось, в сущности, именно как областное летописание: мы знаем летописание киевское, черниговское, галицко-волынское, ростовское, владимирское, московское, тверское, новгородское, псковское и т.д.»10. И сегодня мы встречаемся с уравниванием «летописи» и «летописания» довольно редко, эти феномены различаются.
9. Лихачёв Д.С. Указ. соч. С. 359.

10. Насонов А.Н. Из истории псковского летописания // Исторические записки. Т. 18. М., 1946. С. 9–10.
11 Констатируя «неопределённость и неясность терминологии», Лихачёв выдвинул несколько установлений, помогающих преодолеть данные трудности при издании летописных памятников. В частности, он предложил исходить из того, что «всякий издаваемый памятник летописания представляет собой свод уже известных материалов с добавлением новых и переработкой старого материала на основе некоторой историко-политической точки зрения»11. М.Н. Тихомиров уточнил, что сводились «в единое повествование отдельные летописные записи, акты, повести, жития святых и проч.»12. А у О.В. Творогова читаем: «По структуре своей древнерусские летописи представляли своды погодных статей, т.е. сообщений о произошедших в каждом году событий»13. Можно сказать, что круг замкнулся, и «летопись» оказалась равной «своду», даже если это «непрерывно ведущаяся летопись» (новгородская владычная), анналы. Однако Лихачёв всё же оставил возможность для терминологического различения летописи и свода, говоря о том, что летописный памятник может представлять собой «свод, свод с продолжением, редакцию свода, летопись (курсив мой. – Е.К.), текст одного из списков и проч.». Правда, затем многозначность термина снова дала о себе знать. В качестве резюмирующего заключения Лихачёв предложил называть сводом «по большей части гипотетически определяемое летописное произведение, которое дошло до нас в более или менее сильно изменённых и продолженных списках, которые удобнее всего называть летописями или, если списки близки друг к другу, – летописью»14.
11. Лихачёв Д.С. Указ. соч. С. 361.

12. Тихомиров М.Н. Летописи // Советская историческая энциклопедия. Т. 8. М., 1965. Стлб. 599–602.

13. Лурье Я.С. Летописи // Литература Древней Руси. Биобиблиографический словарь. М., 1996. С. 101.

14. Лихачёв Д.С. Указ. соч. С. 362.
12 Оппозиция определена и понятна: гипотетически восстанавливаемый протограф (свод) – дошедший до нас письменный памятник (летопись). Но на практике она не оказывается оптимальной хотя бы потому, что многие такие реальные «летописи» имеют в своих традиционно сложившихся названиях слово «свод»: Московский летописный свод конца XV в., Сокращённые летописные своды, Летописный свод 1497 г.
13 В терминологии, коль скоро сегодня никто не отрицает большого значения анналистического начала в русском летописании, необходима иная оппозиция: свод – летопись (в значении анналов). И такую традицию можно обнаружить. В каком значении употребляет слово «летопись» Шахматов? Одно из них тождественно предложенному Лихачёвым: конкретный летописный памятник, сохранившийся до сегодняшнего дня. Собственно, в значении, синонимичном этому, учёный использовал «летописный памятник» и «памятник». Вместе с тем он называл Повесть временных лет то летописью, то сводом. А.А. Гиппиус обратил внимание15, что Шахматов не отказывал древней летописной традиции в анналистической форме, считая, что владычная летопись велась «беспрерывно и время от времени подвергалась литературным обработкам»16. Очевидным образом выделял и тот, и другой вид работы «книжных списателей» А.Н. Насонов, говоря о «ведении погодных записей и переписывании летописных сводов»17. О том же писал М.Н. Тихомиров: «Внимание исследователей было обращено в первую очередь на вопрос о том, когда возник тот или иной летописный свод. Между тем русскую историографию как начального периода, так и более позднего времени нельзя отождествлять с летописными сводами, которые сами основывались на ряде источников разнообразного характера. Летописные своды были не начальной, а заключительной стадией исторических обобщений, которым предшествовали записи об исторических событиях и отдельные сказания»18.
15. Гиппиус А.А. К характеристике новгородского владычного летописания XII–XIV вв. // Великий Новгород в истории средневековой Европы. К 70-летию В.Л. Янина. М., 1999. С. 352–353.

16. Шахматов А.А. Обозрение русских летописных сводов XIV–XVI вв. М., 1938. С. 156.

17. Насонов А.Н. Указ. соч. С. 10.

18. Тихомиров М.Н. Начало русской историографии // Вопросы истории. 1960. № 5. С. 41.
14 В настоящее время анналистическому началу в русском летописании придаётся большое значение. И как отмечает В.Г. Вовина-Лебедева, в этом важна заслуга исследований А.А. Гиппиуса и Т.В. Гимона Новгородской владычной летописи как постоянно ведущейся. Действительно, важность результатов этих исследований трудно переоценить. Гимон всесторонне исследовал Новгородскую первую летопись как феномен анналистики. Гиппиус же привёл весомые доказательства того, что смена новгородских архиепископов влекла за собой смену летописца при неизменной преемственности летописной работы. Если это действительно так, то напрашивается вопрос о некоем регламенте выполнения функции владычного летописца. Из имеющихся данных (летописцы – священник Герман Воята, пономарь Тимофей19) ясно, что эта работа не связывалась с определённой должностью при владыке, и основную свою службу летописатель мог осуществлять в различных местах (церковь св. Иакова, Юрьев монастырь). Так или иначе, получавший обязанности летописца, возможно, приобретал и определённый дополнительный статус20. А статус был летописцу необходим – чтобы перед ним открывались двери кафедральной и монастырских библиотек, предоставлялись документы, очевидцы событий не отказывали в рассказах21.
19. Гимон Т.В. Историописание раннесредневековой Англии и Древней Руси: Сравнительное исследование. М., 2012. С. 164–166.

20. Впрочем, А.А. Гиппиус определённо считает, что один из «яковлевских» летописцев – пономарь Тимофей – выполнял и роль «секретаря новгородского архиепископа или, иначе говоря, владычного нотария» (Гиппиус А.А. К истории сложения текста Новгородской первой летописи // Новгородский исторический сборник. Вып. 6(16). СПб., 1997. С. 9–11).

21. По поводу более позднего периода летописания А.Н. Насонов отмечал, что «работавшим над составлением сводов открывались государственные хранилища, архивы» (Насонов А.Н. Указ. соч. С. 11).
15 У нас мало сведений о работе ранних летописцев и способах получения ими информации. Как правило, отдельно оговариваются лишь слухи, чья достоверность вызывает сомнения у самого пишущего: «Богъ же вѣсть, како скончася: много бо глаголють о немъ инии»22 (о Юрии Всеволодовиче); «Том же лѣт(е) престависѧ кн(ѧ)зь Иванъ Ростиславичь, рекомыи Берладникъ, в Селуни, и ини тако молвѧхуть, ӕко съ ѡтравы бѣ ему см(е)рть»23.
22. НПЛ. С. 76.

23. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 519. Более полный перечень примеров см.: Конявская Е.Л. Авторское самосознание в летописи // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2000. № 2. С. 68–73.
16 Понятно, что летописью мы называли и будем называть сам феномен русской средневековой историографии (в котором, надо отметить, во всех энциклопедических и справочных изданиях указывается в качестве главной характеристики погодная структура). Иными словами, имеется в виду летопись как «жанр». Но целесообразно было бы называть летописью и то, что не является сводом – ведущиеся погодные записи, независимо от того, одним ли летописцем они составляются или продолжаются его преемниками. Наряду с «классической» в этом смысле Новгородской владычной летописью к той же категории можно отнести различные выявляемые с достаточными основаниями местные «летописцы» или, что обычно выделяется ещё более основательно, «летописцы» того или иного правителя или иерарха.
17 Я.С. Лурье в своё время справедливо критиковал попытки отождествлять с местной летописной работой известия, касающиеся данной местности24. Методика выявления известий, которые можно отнести к местным летописным записям, сегодня существует, и она гораздо более сложная, чем та, что имел в виду Лурье. Так, В.С. Иконников выделил девять известий, которые приписал смоленскому летописанию: 1) 6645 г. – о поставлении епископа Мануила в Смоленск; 2) 6656 г. – о женитьбе Романа Ростиславича на дочери Святослава Ольговича; 3) 6663 г. – о приезде в Смоленск к Ростиславу Мстиславичу жены Юрия Долгорукого с детьми; 4) 6676 г. – о кончине Ростислава Мстиславича; 5) 6680 г. – о кончине Святослава Ростиславича; 6) 6681 г. – о рождении у Рюрика Ростиславича сына Ростислава; 7) 6688 г. – о кончине Романа Ростиславича; 8) 6701 г. – о походе Ростислава Рюриковича на половцев и рождении у Давыда Ростиславича сына Фёдора; 9) 6705 г. – о кончине Давыда Ростиславича25.
24. Лурье Я.С. Схема истории летописания А.А. Шахматова и М.Д. Присёлкова и задачи дальнейшего исследования летописей // ТОДРЛ. Т. 44. Л., 1990. С. 194–195.

25. Иконников В.С. Опыт русской историографии. Т. 2. Киев, 1908. С. 520.
18 На самом деле первое и третье известия здесь – киевские, второе – черниговское, четвёртое, пятое, седьмое и девятое – в основе имеют современные записи, возможно, связанные со смоленскими князьями, но впоследствии подвергшиеся обработке. Сообщение о рождении в 1172 г. у Рюрика сына Ростислава-Михаила можно трактовать как смоленское. В этом известии Ипатьевской летописи читается, что Рюрик шёл из Новгорода в Смоленск, когда «быс на Лучинѣ верьбноѣ недѣлѣ въ пѧтокъ . слнцю въсходѧщю родисѧ оу него сн҃ъ и нарекоша . и въ стмь крщньи дѣдне имѧ Михаило . а кнѧже Ростиславъ дѣдне же имѧ и быс радость велика ѡ роженьи его и дасть ему оц҃ь его Лучинъ городъ . вѣ нѣмже родисѧ и поставиша . на томь . мѣстѣ . цркв҃ь . ст҃го Михаила . кде сѧ родилъ»26. Здесь имеется указание на дату, время суток, подробности имянаречения княжича, что свидетельствует о современности записи. Вместе с тем в тексте можно усмотреть и следы последующей редактуры: для строительства церкви (а говорится, что церковь «поставиша», а не «заложиша») нужно какое-то время. Правда, зачастую деревянный храм строили очень быстро, но это в любом случае не дни, а месяцы. Таким образом, это небольшое известие даёт пищу для больших размышлений: едва ли добавление о строительстве церкви не в самом значимом городе Смоленской земли было сделано спустя 26 лет (при оформлении Киевского свода). Значит, оно осуществлено раньше – при включении каких-то летописных записей в некую летопись, а, может быть, и свод.
26. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 567.
19 Столь же подробного разбора заслуживает и восьмое известие. Но нужно иметь в виду особенности позиции представителей этого княжеского дома в отношении владения главным столом в Смоленской земле и их владений в Русской земле. Последние были для них бесспорно приоритетными27. В связи с этим имеет смысл искать не столько местный смоленский материал, т.е. предполагать, что некий летописец работал в столице княжества, а исходить из того, что своих летописцев могли иметь и Ростислав Мстиславич, и его сыновья. Даже если записи летописцев смоленских князей свелись потом в единую «Семейную хронику Ростиславичей»28, её нельзя отнести к полноценному летописному своду, а, стало быть, нужно считать летописью.
27. Конявская Е.Л. Смоленские Ростиславичи и их владения по раннему летописанию // Российская история. 2018. № 5. С. 3–8.

28. Присёлков М.Д. История русского летописания XI–XV вв. СПб., 1996. С. 88–89.
20 Пытаться упорядочить терминологию – дело практически безнадёжное. Однако поднять этот вопрос заставляют проведённые в последние десятилетия продуктивные исследования русских летописей как анналов. Они изменили общее теоретическое поле летописеведения, что влечёт необходимость хотя бы попытки переосмыслить рабочую терминологию в этой области научного знания.

Библиография

1. Аристов В.Ю. Алексей Шахматов и раннее летописание. Киев, 2018. С. 255.

2. Лихачёв Д.С. Текстология (на материале русской литературы X–XVII веков). СПб., 2001. С. 357.

3. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950 (далее – НПЛ). С. 37–38.

4. Гимон Т.В. Новгородское летописание XI – середины XIV в. как социокультурное явление. Автореф. … д-ра ист. наук. М., 2014.

5. Насонов А.Н. Из истории псковского летописания // Исторические записки. Т. 18. М., 1946. С. 9–10.

6. Тихомиров М.Н. Летописи // Советская историческая энциклопедия. Т. 8. М., 1965. Стлб. 599–602.

7. Лурье Я.С. Летописи // Литература Древней Руси. Биобиблиографический словарь. М., 1996. С. 101.

8. Гиппиус А.А. К характеристике новгородского владычного летописания XII–XIV вв. // Великий Новгород в истории средневековой Европы. К 70-летию В.Л. Янина. М., 1999. С. 352–353.

9. Шахматов А.А. Обозрение русских летописных сводов XIV–XVI вв. М., 1938. С. 156.

10. Тихомиров М.Н. Начало русской историографии // Вопросы истории. 1960. № 5. С. 41.

11. Гимон Т.В. Историописание раннесредневековой Англии и Древней Руси: Сравнительное исследование. М., 2012. С. 164–166.

12. Гиппиус А.А. К истории сложения текста Новгородской первой летописи // Новгородский исторический сборник. Вып. 6(16). СПб., 1997. С. 9–11).

13. Лурье Я.С. Схема истории летописания А.А. Шахматова и М.Д. Присёлкова и задачи дальнейшего исследования летописей // ТОДРЛ. Т. 44. Л., 1990. С. 194–195.

14. Иконников В.С. Опыт русской историографии. Т. 2. Киев, 1908. С. 520.

15. Конявская Е.Л. Смоленские Ростиславичи и их владения по раннему летописанию // Российская история. 2018. № 5. С. 3–8.

16. Присёлков М.Д. История русского летописания XI–XV вв. СПб., 1996. С. 88–89.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести