В последние годы историки всё больше внимания уделяют изучению истории частной жизни, вдохновляясь концепциями и подходами, выработанными французской «Школой Анналов» и Ю. Хабермасом¹. Историография обогатилась рядом работ, в которых рассматриваются различные аспекты частной и повседневной жизни дворянских и купеческих семейств в городах и деревнях имперской России².

В представленной книге американской исследовательницы Кэтрин Пикеринг Антоновой соединился интерес, во-первых, к истории частной жизни дворянской семьи через призму гендерного подхода, во-вторых, к реконструкции бытовой и культурной истории жизни русской провинции. В качестве основного метода автор избрала микроисторический подход, введя в научный оборот прежде неизвестные письма, дневники, воспоминания³.

Изучение микроистории европейскими и американскими исследователями датируется 1960–1970-ми гг.⁴ Однако в Советском Союзе, а затем в России, эти исследования запаздывали – микроисторические штудии на российском материале начались с конца 1980-х гг. Ранее чем историки к этим вопросам и подходам обратились филологи (прежде всего представители тартусcкой школы Ю.М. Лотмана), культурологи, а из историков – медиевисты, изучавшие западноевропейскую историю (например, А.Я. Гуревич⁵).

До выхода книги Пикеринг Антоновой микроисторическое изучение жизни помещика в усадьбе предпринимали лишь С. Хок («Крепостное право и социальный контроль в России: Петровское, село Тамбовской губернии») и М. Кавендер («Дворянские гнёзда: семья, поместье и преданность родным местам в истории провинциальной России»)⁶.

Девятнадцатое столетие считается в историографии «золотым веком» частной жизни. Тогда российское дворянство являлось наиболее влиятельным и состоятельным сословием, и, указывает Пикеринг Антонова, «дворянская идентичность находилась в тесной связи с этосом государственной службы и институтом крепостничества». Автор представляет функционирование и эволюцию частного пространства и личных отношений членов дворянских семей в России на примере жизни в имении в 1820–1875 гг. четы Чихачёвых (Андрей, его супруга Наталья, дети, брат Яков, и т.д.). При этом автор детально исследует внутренний мир этого семейства, анализирует повседневную жизнь домочадцев и их эмоциональные проявления (в русле модного научного направления «история эмоций»).

В основе труда Пикеринг Антоновой – комплекс источников, обнаруженный ею в Государственном архиве Ивановской области (письма, дневники, счётные хозяйственные книги и другие материалы семейного архива Чихачёвых). В течение девяти месяцев 2005 г. исследовательница работала с данными документами, посетила сёла и деревни, которые упоминаются в её книге (например, выяснилось, что в Березовике сохранилась каменная церковь, возведённая в конце XVIII в., а от барского дома не осталось и следа).

Монография логично структурирована (введение, десять глав, заключение), в ней представлены почти все аспекты жизни российской провинциальной помещичьей небогатой семьи в первой половине XIX в.: рождение и смерть, болезни и излечение, материнство и отцовство, хозяйственные заботы и общение с соседями, понимание своего места в провинциальном социуме и дворянской иерархии. Материал сгруппирован по главам, которые, несомненно, будут очень интересны даже искушённому читателю.

Достоинством книги является её компаративистский фокус, рассмотрение российского опыта в контексте европейских и американских моделей. Автор помещает историю семьи Чихачёвых в транснациональный контекст, сравнивая распределение гендерных ролей с семейными моделями, прежде всего викторианской Англии, а также США, Франции, стран Восточной Европы. Использование Пикеринг Антоновой концептов «domesticity» («сфера домашней жизни», но единого мнения о переводе этого термина на русский язык пока нет) и «разделённых сфер» обогащает понимание истории семьи и истории женщин в XIX в., а также вносит ценный вклад в историографические дебаты. Согласно концепции «разделённых сфер» компетенции мужчин и женщин в большинстве европейских стран в XVIII–XIX вв. различались: к социальным практикам первых относились политика, экономика, юридические права, вторых – исключительно сфера семьи и домашнего очага.

Однако последующие исследования европейской истории показали, что базовый принцип «разделённых сфер» был важным, но отнюдь не единственным среди многих форм гендерной идентификации, существовавших и переплетавшихся в социальной истории Европы в XIX в.⁷ В дворянских и купеческих семьях, например в России, в ряде регионов Франции, в Скандинавии, женщины могли распоряжаться капиталами, вести дела фирмы, и конструкция ролей в семье была сложнее.

В ключевой концептуальной главе монографии «Домашний круг и материнство» Пикеринг Антонова рассмотрела воззрения мужа и жены на их семейные обязанности, представив с точки зрения риторики о сфере домашней жизни анализ публицистики Андрея Чихачёва, – его цикл статей «Важность хозяйки в доме», опубликованный в «Земледельческой газете». Таким образом исследовательница продолжает дискуссию историков о «domesticity», начатую М. Маррезе («Царство женщин: женщины-дворянки и контроль над собственностью в России. 1700–1861») и продолженную Л. Фарроу («Между кланом и короной: борьба за определение прав собственности дворянства в имперской России»)⁸.

Тот же вопрос обсуждается и в главе «Управление поместьем», где содержатся размышления о причинах доминирующей роли женщин-владелиц в управлении имуществом. Пример Чихачёвых, где хозяйством распоряжалась супруга (что демонстрируют дневники и хозяйственные книги, которые вела Наталья в 1835–1837 гг.), – ещё одно подтверждение значительного влияния женщин в сфере владения недвижимостью, ранее отмеченное в вышеназванных трудах Маррезе и Фарроу и книге У. Вагнера «Брак, собственность и право в позднеимперской России»⁹.

Автор рассуждает о сходстве и различии моделей идеологии ведения домашнего хозяйства – российской дворянской (на примере четы Чихачёвых), британской и «женщины штетла» (хозяйственные и материнские обязанности женщины в семьях восточноевропейских евреев). По мнению Пикеринг Антоновой, «англо-французская модель… была широко распространена в российской периодической печати и книгах советов в середине XIX столетия. Эти источники распространяли образы семейной близости и счастья и рекомендовали девушкам и женщинам соблюдать благочестие, чистоту и покорность» (p. 136). Однако, как справедливо отмечает автор, в русской модели нельзя сбрасывать со счетов и отголоски «Домостроя».

Глава «Мир провинции» посвящена географии жизни Чихачёвых. Здесь указано, сколько времени занимали их перемещения от принадлежавших им усадеб Дорожаево и Бордуки (где они постоянно проживали) до губернского города Владимира и уездного центра, как часто они отправлялись в путешествия, с кем из родственников общались. Имение Чихачёвых располагалось в бедном земледельческом районе (между Ковровом и Шуей). Они выращивали зерно и лён для собственного потребления и на продажу. В собственности у супругов в общей сложности находились 240–350 «душ» мужского пола, большинство крепостных были на оброке.

Вопрос о провинциальном сообществе как системе семейных, дружеских, служебных и хозяйственных связей, складывавшихся в течение десятилетий и даже столетий, поставлен в главе «Общество». Согласно составленной Андреем Чихачёвым генеалогии, его прадед Андрей Степанович был первым из их рода, жившим в Дорожаеве в середине XVII в. Здесь же затронут вопрос о роли писем в коммуникативном механизме провинциального сообщества. Ежедневная корреспонденция существовала не только ради общения его членов, но и была способом сохранения их места в иерархии. Из-за скромных финансовых возможностей провинциальные дворяне редко выезжали в Москву, поэтому письма ментально заменяли им путешествия, становясь способом освоения мира.

Кропотливо реконструировав ход жизни в сельской местности (глава «Деревня»), автор показала взаимоотношения помещика и крестьян на основе дневников и писем Чихачёвых, статей Андрея в «Земледельческой газете» (так, из его заметок стало известно, что из-за нехватки денег начатое им строительство каменного дома в Дорожаеве длилось восемь лет). Для провинциального дворянства выход из пространства частной жизни мог осуществляться, например, через публицистику (Чихачёв печатался в московских и владимирских изданиях) или участие в местных добровольных обществах (сельскохозяйственное, библейское, благотворительное), а также в других организациях неполитического характера. Приобщение к культурной среде происходило благодаря чтению литературных новинок. Живя в дальних деревнях, помещики получали газеты, выписывали книги из лавок купцов-книготорговцев Москвы и Петербурга.

Вопрос о роли чтения в жизни дворянской семьи детально рассмотрен в главе «Социальные связи, благотворительность и досуг». Пикеринг Антонова пишет, что по вечерам Чихачёвы читали вслух «Эмму» Дж. Остин и «Камиллу» Ф. Барни, «Роб Роя» В. Скотта, а также весьма популярный в России журнал «Библиотека для чтения». Из русских авторов в этой семье любили перечитывать и обсуждать труды А.С. Пушкина и Ф.В. Булгарина, а также «Историю государства Российского» Н.М. Карамзина.

Автор отмечает, что в текстах Андрея Чихачёва предстаёт идеальная картина согласия помещика и крестьян в деревне – указываются такие черты деревенской жизни, как «взаимные преимущества», «уважение», «религия», «порядок» и «аккуратность». Но одновременно в семейном архиве сохранились свидетельства 1820–1830-х гг. о беглых крестьянах (некоторых удалось вернуть), воровстве крестьян, незаконной вырубке ими барского леса. За провинности несколько крестьян отправили в работный дом во Владимир, причём эрудированный Андрей в письме к брату Якову сравнил этих бунтовщиков с «древними новгородцами». Такие взаимоотношения барина и крестьян, по мнению Пикеринг Антоновой, лежали в плоскости патернализма, где владетели относились к крепостным, как детям, не всегда разумным в своих поступках. Автор рассматривает взгляды Андрея Чихачёва в контексте дебатов его современников – западников и славянофилов. В отличие от последних Андрей, постоянно живший в деревне (за исключением пяти лет военной службы), не идеализировал русских крестьян. Пример тому – его статья «Два слова о работах господских людей», опубликованная в «Московских губернских ведомостях» в 1847 г.

Размышляя о ролях мужа и жены в воспитании детей, автор сравнивает модели, сложившиеся в России (на примере Чихачёвых) и викторианской Англии, объясняет их сходство и различие. Картина воспитания сына Андрея – Алексея воссоздана на базе ценного источника – трёх его дневников, которые он вёл с 10 до 23 лет. Эти записи демонстрируют огромную роль отца в приучении сына к умственному труду и дворянскому образу жизни. Откуда же черпал Андрей Чихачёв свои идеи воспитания, кроме тех, что возникали интуитивно? Судя уже по его собственному дневнику, они вместе с сыном читали как «очень полезную книгу» «Приключения Телемаха» Ф. Фенелона. Как отмечает Пикеринг Антонова, об особом влиянии этого писателя на труды о воспитании в XVIII–XIX вв. указывает и известный британский исследователь К. Келли¹⁰.

В последнее десятилетие предметом изучения специалистов по социальной истории стала тема болезни, боли и физического страдания (например, монография И. Берк «История боли: от молитвы до болеутоляющих средств»¹¹). В главе «Болезнь, горе и смерть» Пикеринг Антонова рассуждает о том, как Наталья, родившая, по крайней мере, четверых детей (двое умерли в младенчестве), могла столь усердно руководить имением, даже в период своих болезней (в её дневнике нередко встречаются фразы «не могла встать с постели», «провела весь день в постели»)? Упоминаются в дневниках обоих супругов женские заболевания (мигрени, недомогания, связанные с беременностью, менструальным циклом, послеродовым периодом), а также описанные мужем периодические истерические припадки жены. Из «мужских» заболеваний Чихачёв упоминает свою депрессию.

В монографии через феномен «обыкновенного супружества» Чихачёвых рассмотрены экономические и культурные факторы существования помещичьей семьи. Представляется, что важными элементами, обеспечивавшими супружескую толерантность в этой паре, были любовь и психологическая совместимость. Брак Чихачёвых продлился 46 лет. После смерти Натальи (1866) Андрей сильно горевал. В дневнике, вспоминая о супруге, он нежно называл её «незабвенная моя голубушка, старушка-радетельница моя».

Книга К. Пикеринг Антоновой вносит ценный вклад в исследование культуры русского европеизированного дворянства и будет весьма полезна всем изучающим историю XIX в., в том числе преподавателям вузов для подготовки лекционных курсов. Хотелось бы рекомендовать книгоиздателям рассмотреть вопрос об издании этого труда на русском языке.