Трилогия виднейшего представителя петербургской исторической школы Г.Л. Соболева по праву займёт достойное место в историографии блокады. По сути, это первое современное комплексное исследование, затрагивающее все аспекты жизни блокированного города – битву за Ленинград, партийное руководство и лидерство в нём в годы войны, продовольственное обеспечение и медицинское обслуживание населения, смертность, подвиг учёных, явления культуры, повседневное поведение ленинградцев и т.д. Все эти сюжеты раскрываются с невиданной ещё основательностью и полнотой. И это неудивительно, поскольку некоторые из них Геннадий Леонтьевич изучает уже более полувека. А в детстве он сам пережил беду и горе, объединившее ленинградцев¹. В боях за Ленинград погиб его отец. «Так случилось в моей жизни, – вспоминает Соболев, – что, выжив семилетним ребенком в блокадном Ленинграде, благодаря безграничной любви и заботе моей матери, я вернулся в блокаду через 20 лет в качестве её историка и испытал потрясение не менее сильное, чем в детстве» (I, с. 4). Думается, именно это позволило книге выйти столь убедительной – стремление к «обжигающей правде» о блокаде (как выразились писатели А.М. Адамович и Д.А. Гранин) никогда не оставляло её автора.

С той поры блокада, наряду с революцией 1917 г., стала центральной темой в творчестве историка, всегда отличавшегося уникальной эрудицией. Ей он посвятил кандидатскую диссертацию «Учёные Ленинграда в годы Великой Отечественной войны», защищённую в 1964 г. и вскоре опубликованную². В 1965 г. в журнале «Вопросы истории» появилась статья, написанная им совместно с крупным ленинградским историком В.М. Ковальчуком. В ней доказывалось, что официальную цифру умерших в Ленинграде в годы войны и блокады (649 тыс. человек) нельзя считать окончательной, поскольку потери мирного населения составляли не менее 800 тыс. человек, не считая погибших в ходе эвакуации (III, с. 729–735). Это вызвало шквальную критику со стороны бывшего уполномоченного ГКО по продовольственному снабжению войск Ленинградского фронта и населения Ленинграда Д.В. Павлова, в 1958–1972 гг. занимавшего пост министра торговли РСФСР (на книгу которого «Ленинград в блокаде (1941 год)» не раз ссылались и авторы статьи). Он по-прежнему утверждал, что «за время блокады умерло от голода 632 тысячи человек, о чём скорбят все советские люди», и эти данные, озвученные на Нюрнбергском процессе, «нет никаких оснований брать под сомнение»³. Павлов, будучи уже персональным пенсионером, обращался в ЦК КПСС к М.А. Суслову (III, с. 735–737)⁴, что вызвало переписку между партийными инстанциями и многолетний запрет на публикацию каких-либо данных о численности погибших ленинградцев, кроме установленных в период войны (III, с. 737–748). «И всё же, – констатирует Соболев, – никакие павловы и сусловы не могли остановить начавшийся процесс научного изучения ленинградской блокады» (I, c. 14).

Эту работу активно продолжает и сам Геннадий Леонтьевич⁵, ставший основоположником научной школы исследователей блокады, руководителем целого ряда кандидатских и консультантом докторских диссертаций, освещавших жизнь Ленинграда в 1941–1944 гг. Его учениками с гордостью называют себя многие специалисты, работающие в разных частях нашей страны.

Во многом благодаря усилиям Г.Л. Соболева блокадная проблематика по-прежнему волнует историков и вызывает у них существенный интерес. Однако занимаются ею ныне почти исключительно в Санкт-Петербурге. Так, Н.А. Ломагин раскрыл формы и организацию политического контроля над населением в условиях блокады. По мнению учёного, он оказался «в целом эффективным, обеспечив стабильность на “внутреннем” фронте». Не менее важны были «нейтрализация немецкой и иной враждебной пропаганды, изучение настроений с целью обеспечения лояльности населения на фронте и в тылу, предотвращение и искоренение различных форм протеста и оппозиции, локализация “нездоровых” настроений, формирование эпической коллективной памяти о войне и блокаде»⁶. В.Л. Пянкевич выпустил монографию, посвящённую слухам, возникавшим и распространявшимся в блокированном городе⁷. С.В. Яров писал об особенностях поведения людей в беспримерных условиях блокады и специфике блокадной морали. Анализируя прежде всего дневники и воспоминания ленинградцев, он отмечал: «Вся блокадная повседневность свинцовой тяжестью втаптывала человека в грязь – как здесь быть готовым к сочувствию, милосердию и любви? И было сочувствие – у изголовья тех, кто умирал, мы видим их родных и друзей, если они ещё были живы. И было милосердие – хлеб, оставленный для себя, оказывался в протянутой руке ребёнка. И было ещё одно чувство, которое ощущает каждый, читающий блокадные записи. Это – боль, а точнее свидетельства человеческого сострадания мы не найдём. Боль – от начала до конца, боль в дневниках и письмах, боль погибающих и стремящихся их спасти, боль вчерашнего и сегодняшнего дня – везде боль»⁸.

Великолепно владея как новейшей, так и советской историографией, Соболев старательно вводил в оборот новые документы, преимущественно из фондов Центрального государственного архива историко-политических документов Санкт-Петербурга. Его трилогия написана в очерковой форме и вполне оправданно построена по проблемно-хронологическому принципу. Каждая из книг охватывает определённый период обороны города: первая – с июня 1941 по май 1942 г.; вторая – с июня 1942 по январь 1943 г.; третья – от прорыва блокады до её полного снятия в январе 1944 г. Каждая глава носит оригинальное название, передающее драматургию времени; открывается ярким эпиграфом и завершается подборкой документальных свидетельств. В них, помимо прочего, говорится и о сюжетах, до сих пор вызывающих споры: о роли Г.К. Жукова в обороне города⁹, о том, кто в действительности управлял Ленинградом¹⁰, о всевозможных мифологемах, включая знаменитые «ромовые бабы», которыми, по рассказам, лакомилась в Смольном «бессовестная каста, лишённая стыда и сострадания»¹¹. При этом Соболев зачастую придерживается традиционных оценок, указывая не только на героизм бойцов Ленинградского фронта и подвиг блокадников, но и на достаточно профессиональный уровень местного партийного и советского аппарата, включая А.А. Жданова, являвшегося не только статусным, но и фактическим руководителем города.

Труд Г.Л. Соболева – самое фундаментальное на данный момент обобщающее исследование блокады. «Битва за Ленинград была не только беспримерным подвигом, но и величайшей трагедией, потрясшей весь мир… Мир не знал таких масштабов истребления гражданского населения, такой глубины человеческих страданий и лишений», – пишет автор, беззаветно преданный своему родному городу, перенесшему неслыханные страдания (III, с. 675–676). Боль и подвиг ленинградцев, их «правда смертного часа», по выражению Т. Манна, нашли точное отражение на страницах трилогии.