Везде
Кризис, реформы и разрушение СССР
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Кризис, реформы и разрушение СССР
Аннотация
Код статьи
S086956870004489-8-1
DOI
10.31857/S086956870004489-8
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Зубок Владислав Мартинович 
Аффилиация: Лондонская школа экономики и политических наук
Адрес: Соединённое Королевство (Великобритания), Лондон
Выпуск
Выпуск 2
Страницы
30-39
Аннотация

        

Классификатор
Получено
25.03.2019
Дата публикации
25.03.2019
Всего подписок
92
Всего просмотров
2580
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать   Скачать pdf Скачать JATS
1 Профессор Р.Г. Пихоя одним из первых в России начал исследовать истоки, причины и динамику кризиса и распада СССР. Его статья, результат многолетних архивных изысканий, приглашает к переосмыслению последнего советского десятилетия. Периодизация, предложенная автором, помогает структурировать наши знания и представления о внезапном и драматичном завершении советской эпохи. В то же время вполне естественно, что многое в статье вызывает вопросы и провоцирует дискуссию. Например, автор исходит из понятия «системного кризиса» коммунистического строя. По его мнению, кризис наступил уже в последние годы правления Л.И. Брежнева, когда фактически прекратился рост экономики, интеллигенция и партийные кадры разуверились в социалистической идее, а руководство страны стало поводом для насмешек. Итогом этого кризиса стал распад СССР на 15 суверенных государств, одним из которых стала Российская Федерация.
2 Встаёт вопрос о соотношении между кризисом системы и гибелью Советского Союза. Учёные и публицисты уже третье десятилетие скрещивают копья по этому вопросу. М.С. Горбачёв по сей день утверждает, что демократические и экономические реформы, которые он проводил, оказались в целом успешными и могли привести к сохранению «обновлённого Союза». Другую точку зрения высказал политолог А.С. Ципко: горбачёвская демократизация вызвала к жизни национальный вопрос и идею суверенной «великой России». Те, кто боролись за неё, и уничтожили СССР. Причём главную лепту в «распад исторического центра государства» внесли демократические круги московской интеллигенции1. Р.Г. Пихоя по этому вопросу пишет: «Перемена политической власти не означала прекращения существования страны… Россия была основой Российской империи, Советского Союза, остаётся основой Российской Федерации». Однако не вполне ясно, о какой «России» идёт речь – о культурно-социальной идентичности, геополитическом ядре с центром в Москве или о чём-то ином.
1. Ципко А.С. Драма российского выбора // Известия. 1991. 1 октября. С. 5.
3 Изучение и периодизация «системного кризиса» 1970–1980-х гг. немыслимы без учёта историографического багажа, в том числе дискуссий, которые имели место среди западных историков и политологов после распада СССР. Практически никто из исследователей не ожидал быстрого крушения Союза. А после 1991 г. среди них сложилось противоположное мнение: советская система не подлежала реформированию, любые реформы и меры сохранения единого государства были обречены на провал. При этом в ход пошли исторические обобщения, такие как «последняя империя». Здесь ярко проявился эффект ретроспективного детерминизма, уводящего от постановки исследовательских целей и задач. Этот детерминизм отражал растерянность многих исследователей, объяснял их отход от советской проблематики. Лишь немногие, среди них британский политолог А. Браун и американский историк С. Коэн, продолжали развивать линию Горбачёва и его окружения: реформы 1986–1989 гг. успешно трансформировали СССР в страну социал-демократического типа и продолжались бы, если бы не события августа 1991 г.
4 Понадобилось десятилетие работы в архивах и переоценки периода перестройки, чтобы появились новые исследовательские подходы и выводы, которые шли дальше общих аксиом. Одним из первых к финансовым истокам кризиса обратился руководитель экономических реформ 1990-х гг. Е.Т. Гайдар. Он указал на непомерное, гипертрофированное бремя военных расходов, а также гигантских мобилизационных резервов. Разрушение советской финансовой системы, подорванной падением нефтяных цен, стало главной причиной общеэкономической дестабилизации, за которой последовал распад экономики и государства. Пытаясь ответить на закономерный вопрос, почему руководство страны не попыталось восстановить финансовую и экономическую стабильность, Гайдар указал на отсутствие качественной экспертизы и обратной связи, а также своеобразный популизм власти, боявшейся пойти на повышение цен и снижение доходов населения. Авторитарный характер системы помешал отреагировать на проблемы адекватно, что привело к «закономерному краху сложившегося политического режима и советской империи»2. Работа Гайдара создала новое пространство для спора о структурных и субъективных факторах, определивших пределы реформирования советской системы.
2. Гайдар Е.Т. Гибель империи. Уроки для современной России. М., 2006. С. 244–245.
5 Западные политологи и экономисты М. Раш, М. Эллман и В. Конторович поставили вопрос ещё острее, написав о неудаче позднесоветского реформаторства. Они пришли к выводу, что на момент прихода Горбачёва к власти экономическая система оставалась довольно стабильной. Эту стабильность подорвали те самые реформы, которые должны были стимулировать экономический рост. По мнению учёных, авторитарная система вовсе не была обречена и неспособна к модернизации. Напротив, она могла обеспечить её при определённых условиях – с опорой на силовые методы3. Примерами тому в других странах является экономическая политика режима А. Пиночета в Чили и Дэн Сяопина в Китае.
3. Отличный обзор ранних западных дискуссий см.: Lieven D. Western Scholarship on the Rise and Fall of the Soviet Regime: the View from 1993 // Journal of Contemporary History. Vol. 29 (1994). P. 195–227. Обсуждение тезиса о разрушении советской экономики см.: The Strange Death of Soviet Communism. An Autopsy // The National Interest. 1993. № 31; The Destruction of the Soviet Economic System. An Insiders’ History // Ed. by M. Ellman and V. Kontorovich. Armonk (N.Y.), 1998.
6 К интересным выводам пришел американский политолог, исследователь политики либерализации и роли национальных движений в позднем СССР М. Бейсингер. Он заключил, что сами по себе эти движения (в Прибалтике, на Южном Кавказе) носили периферийный характер и не могли сломать политическую систему и государственность. Более важным фактором оказалось отсутствие у Горбачёва воли к применению силы против сепаратистов, что позволило «приливу» национализма подниматься всё выше, вдохновив движение за автономию и сепаратизм внутри РСФСР. Именно двоевластие между Россией и союзным центром в конечном счёте породило в элитах и населении представление о «неизбежности» краха Союза4. К сходному выводу пришёл историк М. Крамер: восстание национальных окраин против советской системы вовсе не должно было закончиться гибелью союзных структур. Осторожный консерватизм вместо радикальных, хаотических и непродуманных системных реформ помог бы сохранить и систему, и государство. Любой консервативный член Политбюро стал бы лучшим выбором с точки зрения сохранения СССР, чем Горбачёв5.
4. Подробнее см.: Beissinger M. Nationalist Mobilization and the Collapse of Soviet State. Princeton (N.J.), 2002.

5. Kramer M. The Reform of the Soviet System and the Demise of the Soviet State // Slavic Review. 2004. Vol. 63. № 3. P. 505–512.
7 В этих и других эмпирических исследованиях всё больше разводятся два вопроса: о структурном экономическом кризисе и о гибели СССР как единого государства. Также всё большее внимание уделяется фактору политического руководства и политической воли, а также детальному анализу тех экономических и политических реформ, которые способствовали возникновению кризиса и, в конце концов, сделали его необратимым.
8 Мне бы хотелось в целях дискуссии развить историографические и некоторые собственные заключения применительно к предложенной периодизации. При этом мне кажется особенно важным сместить акцент с априорного тезиса о системном кризисе советской системы на другой тезис – о роли осуществлённых в это время реформ и их разрушительной динамике.
9 На мой взгляд, внутри «системного кризиса СССР» можно обнаружить три различных явления, которые исторически вытекали одно из другого. Первым было осознание к исходу 1970-х – началу 1980-х гг. узкой группой государственных деятелей, экономистов и финансовых экспертов того, что командная модель экономики исчерпала свой потенциал роста, и что для сохранения СССР как великой державы нужны серьёзные реформы. Это осознание совпадает с первым этапом в предложенной периодизации. Из него вытекает второе явление – позднесоветское реформаторство, которое ставило задачей апробировать в рамках сохранения существующей системы новую экспериментальную экономическую модель. Именно эти реформаторские поиски породили те неожиданные деструктивные процессы, которые в рекордный срок подорвали финансовую и экономическую стабильность.
10 Другой важной частью реформаторства, его ценностными установками стали сознательный отказ от авторитарных рычагов контроля над финансами и экономикой и решительные действия по отстранению партийного аппарата от управления экономикой и децентрализации экономической жизни. Это явление совпадает со вторым, третьим и четвёртым этапами периодизации. Наконец, третьим явлением стал кризис политической системы и государственности, наступивший в результате борьбы руководства страны с оппозицией и национал-сепаратизмом, прежде всего со стороны РСФСР. При этом Горбачёв сознательно отказался от системного применения силы и видел выход в децентрализации и выработке политического консенсуса с элитами союзных республик. Эта соглашательская линия, проводившаяся на фоне уже неконтролируемого общеэкономического кризиса, окончательно подорвала позиции центра и побудила политические элиты республик захватывать собственность и ресурсы распадавшегося Союза. При этом кризис власти, экономики, и финансов приобрёл характер цепной реакции и принял такой размах, что даже решительное применение силы не гарантировало бы сохранения status quo. В целом кризис государственности совпадает по времени с пятым и последним этапом рассматриваемой исторической схемы.
11 Столь краткое изложение явлений и событий неминуемо вызывает много вопросов и нуждается в пространных комментариях. Затрону лишь самое главное и в общих чертах. Более полная картину первого этапа раскрывается, прежде всего, благодаря исследованиям самого Р.Г. Пихои. Важно зафиксировать, что в начале 1980-х г. не только экономисты-теоретики с «либеральной» репутацией (А.Г. Аганбегян, Н.Я. Петраков и др.), но и консерваторы-практики из Совета министров, Госплана, Госбанка осознали исчерпанность экономической системы и необходимость возвращения к рыночным рычагам и формам хозяйствования. Так, например, одним из главных авторов проекта создания коммерческих («специализированных») банков (июнь 1986 г.) стал М.С. Зотов – человек со сталинистскими политическими взглядами. В своих воспоминаниях он писал, что выход из тупика старой модели виделся «в переходе на рыночные отношения. Это ни в коей мере не означало возвращение к буржуазному капитализму и утрате социальных завоеваний, перехода к частной собственности на всё и вся… Рынок не исключает любую форму собственности… любое их соотношение»6. Предложения таких консерваторов-прагматиков были не реакцией на системный кризис, а попытками адаптировать систему к меняющейся реальности.
6. Зотов М.С. Я – банкир. От Сталина до Путина. М., 2004. С. 302.
12 Ключевым для нашей дискуссии является период с 1985 по 1989 г., когда Горбачёв провёл серию важных реформ. В их содержании, логике и последовательности разобраться непросто. Особенно поражает фантастический разрыв между ожиданиями и результатами. На заседаниях Политбюро и позже в воспоминаниях Горбачёв и его окружение утверждали, что предложенные ими реформы должны были привести к экономическому росту и преодолеть товарный голод. Вместо этого они спровоцировали неожиданный и стремительный развал финансов и экономики. Актуальным, в том числе и для сегодняшней России, остаётся вопрос, в чём именно состояли ошибки и просчёты руководителей СССР, а также почему они не исправили эти ошибки, но продолжали идти по пути, который явно вёл экономику к развалу, а государство – к катастрофе.
13 Правление Горбачёва, как известно, началось с политики ускорения. Наиболее запомнилась «антиалкогольная компания», однако эта политика была намного шире и сложнее. Она включала в себя переоснащение предприятий и создание новых производственных мощностей для интенсификации экономики. Пихоя относит политику ускорения к этапу консервативных реформ и считает, что это была последняя попытка решить проблемы экономики чисто административными методами: за счёт повышения дисциплины, борьбы с коррупцией и алкоголизмом, и, главное, больших инвестиций в «тяжёлую» промышленность. Провал «ускорения» к осени 1986 г., продолжает исследователь, побудил власть начать переход к реформам радикального типа, с упором на автономию государственных предприятий, регионов, и республик, а также на «хозрасчёт» – самоокупаемость и самофинансирование. Уже в 1987–1988 гг., как констатирует автор на основании архивных документов, произошёл фактический отказ от монополии государства на собственность и планово-распределительной экономики. Эти радикальные структурные реформы автор относит к новому, четвёртому этапу своей периодизации. Видимо, желая ещё более подчеркнуть разницу между этапами, историк начинает описание четвёртого этапа с введения в СССР альтернативных политических выборов.
14 Подобная схема, при всей её логичности, грозит вернуть нас на старую дорогу аксиоматических рассуждений об изначальной обречённости системы. Также неясно, почему реформаторы так быстро (когда результаты политики ускорения ещё даже не успели сказаться) решили, что вся система нуждается в радикальном структурном ремонте. И главное, почему начали они этот ремонт настолько неумело, что система рухнула чуть ли не за два года. Словом, причинно-следственные связи и мотивы архитекторов реформ остаются неясными и запутанными.
15 Быть может более продуктивно было бы взглянуть на время от начала 1980-х гг. до 1989 г. как на единый, противоречивый и, в конечном счёте, провальный процесс реформаторских поисков. В его рамках и политика ускорения, и последовавшая за ней структурная перестройка не отрицали друг друга, а являлись взаимосвязанными направлениями поисков. Горбачёв, глава правительства Н.И. Рыжков и ряд других членов руководства страны, а также многие экономисты и хозяйственники помнили реформы 1950-х и 1960-х гг. Дискуссии тех лет и неудачи тех реформ наложили большой отпечаток на всё поколение политиков, аппаратчиков и экономистов. Многие из них исходили из того, что в будущем должна сложиться «смешанная» модель экономики: с государственными монополиями, но при этом с элементами рынка. Неясно было только, как перейти к этой модели. Горбачёв выразил эту дилемму так: «Мы вынуждены действовать сверху, пока не включился механизм экономического управления»7.
7. В Политбюро ЦК КПСС // Правда. 1986. 30 октября.
16 Этот механизм, однако, так и не включился – и виной тому стали ошибочные подходы к его формированию. В силу исторического опыта и идеологической оптики своего поколения горбачёвское руководство видело будущую экономическую систему как антитезу сталинскому централизму. Выход из «тупика командно-административной системы» виделся в рыночной автономии для трудовых коллективов предприятий, а также отдельных отраслей промышленности, областей и республик. При этом руководство СССР сознательно отказалось пойти по китайскому пути, который предполагал адаптацию экономики к мировому рынку под жёстким партийным контролем и при силовой регулировке возникающих проблем. Горбачёву, Рыжкову и их экономическим советникам казалось, что китайский путь годится для аграрной страны с нищим населением, но неприемлем для СССР с его развитой промышленностью и всеобъемлющими социальными программами8. В 1986–1988 гг. руководство СССР последовало по двум направлениям, которые мыслились взаимодополняющими. В рамках «ускорения» из государственного бюджета выделялись громадные инвестиции на переоборудование промышленности и строительство новых мощностей, что через несколько лет должно было привести к экономическому росту. Между тем все основные акторы экономики, от министерств до трудовых коллективов предприятий, получали невиданные доселе автономию, материальные возможности и права. Предполагалось, что это немедленно стимулирует рост производительности труда, увеличит эффективность существующего производства и позволит дать людям немедленное ощутимое улучшение жизни.
8. Об этом см.: Zubok V. The Soviet Union and China in the 1980s. Reconciliation and Divorce // Cold War History. 2017. Vol. 17. Issue 2. P. 121–141.
17 Исследования Пихои показывают, что именно этот курс на децентрализацию, автономию и внедрение рыночных механизмов вскоре привел к утрате контроля власти над развязанными ею процессами. Автономия госпредприятий, акционирование промышленных монополий в рамках министерств, создание при этих монополиях «кооперативов» (фирм малого бизнеса) и возникновение коммерческих банков – всё это создало идеальные условия для стремительного перекачивания доходов из государственного бюджета в карманы хозяйственных элит, кооператоров, быстро растущих банковских структур. Знаток советской экономики М.С. Бернштам сформулировал итоги горбачёвских экономических реформ так: доходы госпредприятий были, по сути, отданы трудовым коллективам (а на деле – директорам), что быстро лишило власть бюджетных поступлений, а значит средств для инвестиций, возможности перераспределения ресурсов между республиками и других императивов, на которых строилась советская экономическая диктатура. Вместо необходимой рыночной либерализации получилась ошибочная децентрализация. Даже кооперативы, которые в рамках другой системы могли бы начать производство товаров для рынка, были скрещены с госпредприятиями, что дало идеальный простор для хищений и спекуляции государственным сырьём и ресурсами9. Накопленные за десятилетия колоссальные мобилизационные фонды начали легально и полулегально продаваться за бесценок на мировых рынках. Доходы оседали в оффшорных зонах. Внутри СССР вместо улучшения ситуации на потребительском рынке происходило быстрое вымывание товаров массового потребления. В результате рост наличных денег у населения породил ухудшение условий жизни, инфляцию, всеобщий дефицит самого необходимого, недовольство и озлобление людей.
9. Интервью, взятое автором у М.С. Бернштама. Стэнфорд, ноябрь–декабрь 2012.
18 Хозяйственная «катастройка» усугубилась тем, что политическое руководство не решилось на проведение реформы цен – тем самым позволив новым бизнес-цепочкам получать всю маржу между фиксированными низкими ценами госзакупок и высокими ценами на «чёрном рынке» и за рубежом. Кроме того, до конца 1990 г. правительство сохраняло низкий фиксированный налог на доходы госпредприятий, кооперативов, акционерных обществ и тех, кто извлекал прибыль от владения государственной (и общенародной) собственностью. Предложения ввести 50-процентный налог на прибыль отклонялись под предлогом того, что это «задушит» реформы10. В феврале 1989 г. глава правительства Н.И. Рыжков подвёл на Политбюро итог провальной трёхлетке: «Превышение расходов над доходами… составило 133 млрд. Потери из-за падения цен на нефть – 40 млрд, от сокращения продажи водки – 34 млрд… В 1988 году эмиссия достигла 11 млрд – больше, чем в любой другой год после войны». При этом он не признался, что причиной потери почти половины доходов было присвоение государственных средств и ресурсов госпредприятиями, акционерными обществами, и коммерческими структурами11.
10. В.Г. Пансков – в Совет министров СССР, 11 ноября 1989 г. (РГАЭ, ф. 7733, оп. 65, д. 4847, л. 35–42); В.C. Павлов (по согласованию с В.В. Геращенко), записка из Минфина в Государственную комиссию Совета министров СССР по экономической реформе, 2 ноября 1989 г. (ГА РФ, ф. 5446, оп. 150, д. 64, л. 53–61). Благодарю М.С. Бернштама, который обратил моё внимание на эти документы.

11. Н.И. Рыжков. О мерах по финансовому оздоровлению экономики и об укреплении денежного обращения, Политбюро, 16 февраля 1989 г. // В Политбюро ЦК КПСС… По записям А. Черняева, В. Медведева, Г. Шахназарова (1985–1991). М., 2006. С. 445.
19 Почему же руководство СССР не исправляло грубые структурные ошибки первоначального этапа реформ, а лишь констатировало потери? Гайдар объясняет это его экономической и финансовой безграмотностью. Ни Рыжков, ни Горбачёв не желали понять и признать, что позволяя трудовым коллективам получать незаработанные доходы, они подрывают макроэкономическую и политическую стабильность. Более того, были узаконены способы захвата государственных ресурсов и собственности: лицензирование экспорта нефти и других важнейших ресурсов, преобразование огромных предприятий и даже целых министерств в акционерные общества (например, Газпром). Советский лидер всё более азартно занимался внешней политикой, делегируя важнейшие функции в экономике и финансах, вроде денежной эмиссии, правительству. Для финансов это имело особенно печальные последствия. Со сталинских времен глава страны осуществлял жёсткий контроль над эмиссией. В новой ситуации неуправляемой децентрализации контроль над финансами оказался ослаблен, а впоследствии утерян. Госпредприятия и акционерные общества брали кредиты у коммерческих банков и через них же обналичивали свои доходы – за счёт всё новых, миллиардных эмиссий Госбанка. Неудивительно, что быстро возникли силы, заинтересованные в сохранении столь выгодной практики12.
12. Более подробно о разрушении советской финансовой системы, приватизации государственных резервов и ресурсов, захвате государственной собственности и возникновении новых коммерческих группировок см.: Woodruff D. Money Unmade. Barter and the fate of Russian capitalism. Ithaca (N.Y.), 1999; Johnson J. A Fistful of Rubles: The Rise and Fall of the Russian Banking System. Ithaca (N.Y.), 2000; Barnes A. Owning Russia. The Struggle over Factories, Farms, and Power. Ithaca (N.Y.), 2006.
20 Другим важнейшим фактором, который сделал невозможным исправление ошибочных реформ, стал политический выбор Горбачёва. В конце 1988 г. генсек взял курс на отстранение партийной номенклатуры от управления экономикой и начал проведение радикальных политических реформ. Почему он это сделал? Описывая его действия, Пихоя не скрывает удивления: «Поражает горбачёвское недоверие к аппарату, к номенклатуре… Он разрушил номенклатуру», т.е. тот властный слой, «который, казалось, был обречён поддерживать его». И далее: «Поражает политическая наивность М.С. Горбачёва». В самом деле, как опытный аппаратчик и политик мог рассчитывать справиться с острыми экономическими проблемами, народным недовольством и поднимающимся национальным сепаратизмом без помощи аппарата? И почему Горбачёв, обязанный партийной монополии на власть своей карьерой, вдруг решил, что проблемы в стране нужно решать не силой сверху, а с помощью демократизации и гласности?13 Дэн Сяопин, который весной–летом 1989 г. столкнулся с кризисом власти и преодолел его с помощью армии и номенклатуры, называл Горбачёва «идиотом». Китайский лидер считал, что тот своими руками уничтожил те единственные рычаги, с помощью которых мог бы проводить и корректировать необходимые реформы, в том числе и сложные рыночные.
13. Пихоя Р.Г. Советский Союз: история власти. 1945–1991. М., 1998. С. 544, 619.
21 Реформаторский выбор Горбачёва подкреплялся его внешнеполитическими приоритетами. Кардинальной частью перестройки с 1987 г. стал курс не просто на «разрядку» отношений с Западом, но на конвергенцию социализма и капитализма, на интеграцию реформируемого СССР в западную экономику и систему ценностей. Важным последствием этого курса было быстрое и мирное окончание холодной войны. Некоторые западные исследователи считают, что прозападный курс лишил советское руководство возможности принимать силовые решения. Во всяком случае, переговоры с западными державами, которые велись в общеевропейском и мировом правовом поле, усилили выбор в пользу «демократической альтернативы», против авторитарного реформаторства. Как вспоминал историк Р.А. Медведев, Горбачёв только укрепился в этом выборе, когда в мае 1989 г. наблюдал массовые студенческие митинги из окон советского посольства в Пекине. Он заметил: «Некоторые из вас предлагали пойти по китайскому пути. Мы видели сегодня, куда ведёт этот путь. Я не хочу, чтобы Красная площадь стала похожа на площадь Тяньяньмэн»14. Как показали августовские события 1991 г., жёсткий авторитаризм утратил поддержку даже в центральных ведомствах СССР: руководители КГБ и армии, а также правительства и ВПК не были готовы пойти на кровопролитие, боялись разрыва с западными державами и утраты возможности брать у них очередные займы.
14. Медведев Р.А. Визит М.С. Горбачёва в Пекин в 1989 году // Новая и новейшая история. 2011. № 2. С. 93–101.
22 В заключение несколько слов о пятом этапе периодизации. В отличие от автора я считаю, что и системный кризис, и развал советской государственности происходили одновременно – примерно с середины 1989 г. Именно в это время началось падение промышленного производства, принявшее обвальный характер в 1990–1991 гг. Общесоюзная система торговли стала разваливаться, ей на смену пришли хаотические коммерческие связи через бартер и протекционизм по республикам и отраслям. Население, как справедливо пишет Пихоя, выступило против кооперативов и новых коммерсантов, но всё же считало главным виновником кризиса партаппарат, коммунистический режим и лично Горбачёва. Главный архитектор перестройки пожинал горькие плоды провала своих реформ. В марте 1990 г. он уже с большим трудом набрал необходимое большинство голосов при выборах на пост президента на Съезде народных депутатов. Его рейтинг стремительно падал. Провинциальная и республиканская партийная номенклатура не имела политической воли избавиться от него, но считала его слабым лидером: хаотичным прожектёром и болтуном. Расчёт Горбачёва на то, что его курс поддержит демократически настроенная интеллигенция, тоже оказался ошибочным. Разбуженные гласностью к политической жизни массы деятелей образования, культуры и науки, а также работники военно-промышленного комплекса стремительно радикализировались; ими овладела идея антитоталитарной революции и немедленного введения рынка.
23 Весной 1990 г. аппаратно-консервативная и интеллигентско-радикальная оппозиция парадоксально соединились в русле движения за «великую Россию». Демократическая оппозиция, добившись крупных успехов на мартовских выборах, выдвинула главных идеологов «российского суверенитета», которые успешно перехватили традиционную русскую государственную символику у политически бессильных националистов. Провозглашение «суверенитета России» 12 июня 1990 г., поддержанное радикальной интеллигенцией, провинциальными аппаратчиками, промышленными кругами и значительной частью населения, стало толчком к «параду суверенитетов» остальных республик (Прибалтика, Молдова и Грузия уже давно встали на путь сепаратизма). Российское правительство начало «войну законов» с правительством союзным, пытаясь установить контроль над ресурсами, промышленностью и бюджетом на территории РСФСР. Эта война усугубила хаос в советской экономике и окончательно похоронила возможность восстановления финансовой дисциплины в стране. В народе и даже среди интеллигенции мало кто понимал, что борьба «России с центром» фактически означала конец единой советской государственности. Большинство сфокусировалось на борьбе между Горбачёвым и лидером российского парламента Б.Н. Ельциным. Народные симпатии целиком принадлежали последнему, но общественное мнение склонялось к тому, что для преодоления экономического кризиса возможен и необходим союз между этими двум политиками.
24 К исходу 1990 г. в Москве, всё ещё столице союзного государства, царило ощущение безвластия и, как следствие, росли страхи перед гражданской войной и диктатурой. Горбачёв уже не контролировал экономику и финансы, но ещё мог с помощью КГБ и армии ввести чрезвычайное положение, распустить оппозицию и ликвидировать фактическое двоевластие с республиками. Американские аналитики боялись, что лидеры силовых структур могли отстранить его от власти и ценой крови восстановить диктатуру над политической и экономической жизнью. Но оказалось, что силовики не были готовы на такие действия, сам же Горбачёв категорически противился введению диктатуры. Вместо этого он решил через голову союзной номенклатуры и силовых министров заключить союз с Ельциным и республиками.
25 Этот политический выбор, по мнению Горбачёва, являлся последним шансом сохранить СССР как конфедерацию суверенных республик. Но этот же выбор сделал его зависимым от действий и позиции Ельцина и демократической оппозиции. Как показали действия российского лидера и его окружения после августа 1991 г., двоевластие в Москве могло разрешиться только путём полного захвата властных структур российским руководством. Политические элиты и сепаратистские движения в других республиках, прежде всего на Украине, восприняли эти события как сигнал к полной независимости – к немалому удивлению Ельцина и большинства российских демократов. В сентябре 1991 г. Горбачёв, всё ещё пытаясь побудить республики к сотрудничеству, предложил ликвидировать Съезд народных депутатов СССР – главный конституционный гарант единого государства – и передать власть временному совету глав суверенных государств. Он доказывал, что совместно будет легче, чем по отдельности, справиться с экономическими проблемами и геополитическими вызовами.
26 Действительно, раскол единого пространства обрекал все республики, включая Россию, на разрушение производственных связей, сокрушительное падение производства и колоссальные потери доходов. Но, с другой стороны, галопирующий общеэкономический кризис уже был реальностью, а безвластие порождало хозяйственный беспредел. Государственные чиновники по блату выдавали лицензии на экспорт нефти, что приносило их обладателям миллиардные прибыли. Предприятия и фирмы уклонялись от налогов – как в рублях, так и в валюте, заработанной на экспортных операциях. В результате советские и республиканские банки не могли кредитовать предприятия и оплачивать экспорт. В этой ситуации вице-премьер Гайдар и Госсекретарь при Президенте РФ Г.Э. Бурбулис пришли к заключению, что выбраться из пике кризиса возможно только в рамках суверенной России, а не аморфного Союза суверенных государств, к которому призывал Горбачёв. В записке Ельцину они писали: «Сейчас в стране есть только один политик − президент России, авторитет (харизма) которого пока достаточен для проведения стабилизационной политики». Развал «тоталитарной империи», убеждали они, необратим. Россия должна стать «настоящим государством», в противном случае она может развалиться, подобно Союзу. Всё, что остаётся России, это спасать себя и свою экономику. Также они предлагали объявить РФ преемницей СССР – это значило принять на себя советские долги, но также унаследовать ядерный арсенал и статус великой державы15.
15. Эта записка, известная как «Меморандум Бурбулиса», никогда не публиковалась полностью. Цитаты взяты из: Мороз О.П. «Стратегия России в переходный период» Гайдара и «Приватизация» Чубайса // Relga. Научно-культурологический журнал. № 11. 2017. 30 сентября. URL: >>>>
27 После некоторых колебаний Ельцин принял их предложение. 28 октября он встал во главе «правительства реформ» и объявил, что Россия пойдёт к рынку одна, без союза с другими республиками. В ноябре российские власти взяли под свой контроль все союзные министерства и структуры, включая Госбанк и денежную эмиссию. Ведущие украинские политики к этому времени уже встали на путь безоговорочного выхода из Союза, что увенчали прошедшие в республике 1 декабря референдум и президентские выборы. Позиции РФ и Украины сделали возможным политическое и юридическое оформление смерти СССР. Обнародованная 8 декабря в Беловежской пуще декларация лидеров России, Украины и Белоруссии о прекращении существования СССР «как геополитической реальности и субъекта международного права» подвела черту под странной историей самоликвидации великой державы.

Библиография

1. Ципко А.С. Драма российского выбора // Известия. 1991. 1 октября. С. 5.

2. Гайдар Е.Т. Гибель империи. Уроки для современной России. М., 2006. С. 244–245.

3. Lieven D. Western Scholarship on the Rise and Fall of the Soviet Regime: the View from 1993 // Journal of Contemporary History. Vol. 29 (1994). P. 195–227. The Strange Death of Soviet Communism. An Autopsy // The National Interest. 1993. № 31.

4. The Destruction of the Soviet Economic System. An Insiders’ History // Ed. by M. Ellman and V. Kontorovich. Armonk (N.Y.), 1998.

5. Beissinger M. Nationalist Mobilization and the Collapse of Soviet State. Princeton (N.J.), 2002.

6. Kramer M. The Reform of the Soviet System and the Demise of the Soviet State // Slavic Review. 2004. Vol. 63. № 3. P. 505–512.

7. Зотов М.С. Я – банкир. От Сталина до Путина. М., 2004. С. 302.

8. В Политбюро ЦК КПСС // Правда. 1986. 30 октября.

9. Zubok V. The Soviet Union and China in the 1980s. Reconciliation and Divorce // Cold War History. 2017. Vol. 17. Issue 2. P. 121–141.

10. Н.И. Рыжков. О мерах по финансовому оздоровлению экономики и об укреплении денежного обращения, Политбюро, 16 февраля 1989 г. // В Политбюро ЦК КПСС… По записям А. Черняева, В. Медведева, Г. Шахназарова (1985–1991). М., 2006. С. 445.

11. Woodruff D. Money Unmade. Barter and the fate of Russian capitalism. Ithaca (N.Y.), 1999; Johnson J. A Fistful of Rubles: The Rise and Fall of the Russian Banking System. Ithaca (N.Y.), 2000.

12. Barnes A. Owning Russia. The Struggle over Factories, Farms, and Power. Ithaca (N.Y.), 2006.

13. Пихоя Р.Г. Советский Союз: история власти. 1945–1991. М., 1998. С. 544, 619.

14. Медведев Р.А. Визит М.С. Горбачёва в Пекин в 1989 году // Новая и новейшая история. 2011. № 2. С. 93–101.

15. Мороз О.П. «Стратегия России в переходный период» Гайдара и «Приватизация» Чубайса // Relga. Научно-культурологический журнал. № 11. 2017. 30 сентября. URL: http://www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?textid=5130&level1=main&level2=articles.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести