Значение данного проекта для изучения допетровской культуры трудно переценить. Ко времени начала работы над «Словарём книжников и книжности Древней Руси» исследователи имели в своём распоряжении появившийся в 1962 г. «Словарь русской, украинской и белорусской письменности и литературы до XVIII в.» И.У. Будовница¹. Поскольку 1960–1970-е гг. оказались крайне плодотворным временем для изучения древнерусской книжности, краткое издание Будовница, важное для своего времени, устарело.

Работа над словарём велась в Секторе древнерусской литературы Пушкинского Дома. Научной общественности планируемое издание было представлено Д.М. Буланиным и Л.А. Дмитриевым в 1980 г. Тогда оно называлось «Словарь писателей, деятелей книжной культуры и литературных памятников Древней Руси». Уже к этому времени определились крайне широкие рамки будущего словаря – в него включались данные о старообрядческих писателях XVIII в., анонимные произведения, переводные памятники².

Полученные за первое десятилетие результаты начали публиковаться в «Трудах Отдела древнерусской литературы» в 1985 г. Перед создателями словаря встали проблемы, связанные с особенностями древнерусской книжности – анонимностью многих произведений, отсутствием чёткой грани между писателем и писцом, точных и достоверных данных о роли каждого из переписчиков в истории текста, сложности с идентификацией указанных в произведениях авторов, ошибочное приписывание авторства известным писателям. Не менее сложным был и вопрос о том, какие тексты можно относить к литературным жанрам, а какие следует оставить в разряде деловой и бытовой письменности. Отмечалось также: «в отличие от обычной энциклопедии, статьям “Словаря книжников и книжности Древней Руси” в большей или меньшей степени присущ исследовательский характер»³.

Материалы для словаря печатались в двух последующих томах «Трудов Отдела древнерусской литературы». Исследовательская направленность планировавшегося издания, его специальный характер, подчёркивались и во введении к следующему комплексу материалов словаря – «Писатель и книжник XI–XVII вв.». Подготовивший этот материал Дмитриев писал: «Основную часть публикуемых материалов составляют статьи о лицах, игравших второстепенную роль в литературном процессе Древней Руси, подчас малоизвестных не только широкому кругу читателей, но и специалистам. Тем ценнее и важнее для науки материал о книжниках такого рода, собранные воедино и дающие исчерпывающие сведения об их книжной и литературной деятельности по состоянию данных науки на сегодняшний день»⁴. В этом же томе помещён первый из вспомогательных материалов для словаря – составленная Я.С. Лурье генеалогическая схема включённых в словарь летописей XI–XVI вв.⁵

В 1987 г. вышел первый том словаря. После этого новые тома или материалы к словарю в «Трудах Отдела древнерусской литературы» появлялись регулярно вплоть до 1993 г.⁶ Два последних тома основного корпуса словаря выходили уже с промежутками в несколько лет, в 1998 и 2004 гг., при поддержке Российского гуманитарного научного фонда⁷. Последний том более чем наполовину состоял из дополнений к предшествующим изданиям. Это является общей проблемой для всех словарей, включающих статьи исследовательского характера – постоянно растущий объём публикаций делает их частично устаревшими практически сразу после выхода. В издании 2004 г. был также помещён анонс готовящегося к выходу заключительного тома (Вып. 4: Указатели)⁸, однако в реальности следующей книгой словаря стала незапланированная изначально третья часть второго выпуска с библиографическими дополнениями и приложением⁹.

Остановлюсь подробнее на причинах «неисчерпаемости» словаря. Все они, так или иначе, восходят к главной – неудовлетворительной степени изученности русской книжности XVII в. на уровне материалов архивов и рукописных собраний. Обращение к неисследованным рукописям или архивным документам постоянно даёт материалы для словарных статей. Так, в словарь включены имена ряда переводчиков Посольского приказа. Однако значительная часть материалов российского дипломатического ведомства не изучена. Особенно велики пробелы в изучении документов рубежа XVII–XVIII вв. Для этого времени нет полных данных даже по персональному составу корпуса переводчиков¹⁰. Однако и для более ранних периодов работа по соотнесению имён переводчиков с переводами находится лишь на начальной стадии. К примеру, переводчику польского и латинского языка Степану Щирекцкому 18 октября 1664 г. «велено быть у переводу книги Травника»¹¹ – теоретически эта краткая запись в составе весьма объёмного дела вводит Щирецкого в число персоналий, биографии которых должны быть включены в словарь. Рискну предположить, что любой из переводчиков, проработавший в Посольском приказе сколько-нибудь длительное время, принимал участие если не в работе над книгами, то в переводе брошюр или посланий литературного характера, которые до настоящего времени остаются анонимными.

Наибольший прирост нового материала обеспечивают анонимные произведения, которые в соответствии с изначальными установками должны находить отражение в словаре. Особенно это касается поэтических произведений XVII в. Они выявляются и вводятся в научный оборот постоянно, не только в рамках монографических исследований, но и в статьях, а также диссертациях¹². По моему мнению, охватить в традиционном словарном издании все анонимные тексты XVI–XVII в. невозможно.

Разберём проблему на конкретных примерах поддельных посланий, которые в эпоху раннего Нового времени выполняли роль политических памфлетов. Во второй части третьего выпуска М.Д. Каган поместила целый ряд таких материалов, опирающихся на её более ранние публикации: «Легендарная переписка турецкого султана с цесарем Леопольдом»; «Легендарная переписка турецкого султана с чигиринскими казаками»; «Легендарное послание турецкого султана немецким владетелям и всем христианам»; «Легендарное послание турецкого султана польскому королю»¹³. В этот же комплекс вошла написанная А.А. Туриловым специально для словаря на архивном материале статья «Легендарное донесение из Белграда»¹⁴. Казалось бы, что в данном случае словарь предоставляет читателю стройную систему наименования литературных переводов однотипных памятников.

Однако в реальности система не была строгой. Готовя для словаря статьи «турецкой» тематики, Каган опустила один памятник – подложный (в практике наименований словаря – «легендарный») указ турецкого султана. Сочинение было известно Каган: оно рассматривалось американским исследователем Д.К. Уо в специальной монографии¹⁵, отсылки к которой есть во всех словарных статьях «турецкой» тематики. Разница между включёнными в словарь текстами и пропущенным «Указом» заключалась лишь в том, что на момент издания соответствующего выпуска словаря отсутствовала русскоязычная литература о данном произведении и, соответственно, принятое для русскоязычных научных исследований наименование. В результате последующие публикации о данном тексте оказалось невозможно привязать к представленному в словаре комплексу через соответствующие ссылки¹⁶.

Ещё один памятник данного типа «потерялся» непосредственно внутри третьего выпуска словаря. В нём помещён перевод подложного известия, сообщающего о появлении в Европе двух пророков, в которых читатель мог легко опознать пророков Илию и Еноха, чьё появление предвещало конец света. Этот текст был известен в качестве переводного произведения ещё Е.В. Барсову, а потом вошёл в справочник А.И. Соболевского¹⁷. Путаница с данным сочинением возникла из-за того, что П.С. Смирнов нашёл один из списков данного памятника, который в самом тексте назван подмётным письмом Исидора Крючкова¹⁸. Крючков, бывший в реальности лишь переписчиком сочинения, вошёл в словарь Будовница в качестве его автора¹⁹. Каган, хотя и знала публикацию Барсова, всё-таки вслед за Смирновым и Будовницем отнесла памятник к авторским текстам Крючкова²⁰. В результате сочинение, вместо того чтобы попасть в группу «легендарных» статей словаря, осталось изолированным. Публикации о нём продолжают выходить, но они не пересекаются со словарем²¹.

Проблема не в том, что в словаре в конкретном случае допущена «ошибка», которую теоретически можно было бы «исправить». Сложность состоит в анонимности и «текучести» текстов рассматриваемого периода. К примеру, о тексте, помещённом в словаре с названием «Легендарное послание турецкого султана немецким владетелям и всем христианам» мы знаем практически всё, что можно знать: в 1663 г. в Нидерландах вышла брошюра под названием «De oorsaeck des Turcksen oorloghs Korte verklaringe van de Vesting Serinswar» (в русском переводе начала 1664 г. «Причины турскои воины. Короткая выпись о крепости Серинвар»), в которой было помещено вымышленное письмо турецкого султана (название в переводе «Подлиннои список з безчестного и богомерского листа, которои турскои салтан Магаметъ писал и присылал к неметцким владетелем и ка всем християнским людем в нынешнем 1663-м году»)²². Теоретически его следовало бы поместить в указателе среди переводов А.А. Виниуса – единственного в рассматриваемое время «голландского» переводчика Посольского приказа²³. Однако тогда он оторвался бы от других памятников с типовым наименованием «Легендарное…». Кроме того, данное сочинение с вариациями публиковалось на разных языках. Вероятность нахождения другого русского перевода, не связанного с Виниусом, весьма высока. По крайней мере, для аналогичных памятников этой группы наличие двух и более переводов – не редкость. К тому же всегда будет оставаться вопрос о том, где кончается редактирование одного памятника и начинается история нового произведения? Для «грамот турецкого султана» он очень актуален. Таким образом, на приведённом примере мы видим, что, материал словаря можно было бы систематизировать несколькими «правильными» способами. При неизбежном же для печатного издания выборе единственного принципа систематизации возможности для поиска текстов сужаются.