Везде
Улан-Батор как «не-место»
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Улан-Батор как «не-место»
Аннотация
Код статьи
S032150750004384-4-1
DOI
10.31857/S032150750004384-4
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Терентьев Владислав Игоревич 
Должность: преподаватель истории
Аффилиация: РЭУ им. Г.В.Плеханова (Улан-Баторский филиал)
Выпуск
Выпуск №4
Страницы
51-56
Аннотация

В статье исследуется проблема трансформации менталитета кочевых монголов, активно переселяющихся в последнее время в столицу – Улан-Батор. Параллельно рассматривается характер организации городского пространства вчерашними номадами и процесс перенесения в столицу из степи специфических культурных стереотипов. В описываемых миграционных практиках в самосознании переселенцев в отрыве от традиции становятся максимально актуальными образы и представления о кочевой культуре, требующей ее переосмысления.

Ключевые слова
Монголия, Улан-Батор, город, кочевая культура, самосознание
Классификатор
Получено
27.04.2019
Дата публикации
29.04.2019
Всего подписок
90
Всего просмотров
2421
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать   Скачать pdf
1 В столице Монголии, Улан-Баторе, по разным сведениям на конец 2018 г. проживало более 1,6 млн человек, т.е. каждый второй гражданин страны с населением приблизительно в 3,2 млн.
2 Само слово «проживает» не передает состояние времяпрепровождения рядового городского обывателя. Оно по инерции рисует перед глазами, к примеру, российского читателя, определенность, оседлость и, главное, условную статичность, ограниченную городским пространством. Все это лишь отдаленно относится к Улан-Батору. Здесь возникает проблема поиска языка описания монгольской современности и необходимость ввода постоянных оговорок, обусловленных актуальным монгольским бытом.
3 В нашем случае вместо слова «проживает» корректнее употребить «находится», причем периодически. Подобная расстановка акцентов связана с динамикой населения столицы. При попытке анализа монгольской реальности применение «обычной» для нашего описательного языка лексики крайне затруднительно. Впрочем, условно и само отнесение Улан-Батора начала XXI в., с его высокой степенью рурализации1, в разряд «городов».
1. Рурализация – отток населения из городов в сельскую местность, процесс, противоположный урбанизации. Здесь имеется в виду рурализация городского пространства, т.е. превращение города в село (прим. авт.).
4 На основе повседневных личных наблюдений автор пытался понять, как Улан-Батор2 влияет на изменение менталитета новых горожан – вчерашних кочевников. В рассуждениях за исходное взят тезис или, конкретнее, понимание о кочевничестве как необходимой и неотъемлемой части современной монгольской идентичности, не исчезающей в процессе переселения степняка в город.
2. Далее по тексту синонимом «Улан-Батору» используется слово «город», поскольку в обыденном представлении монголов столица считается единственным городом, несмотря на наличие в стране других населенных пунктов с таким же статусом (прим. авт.).
5 К такой формулировке подталкивает историческое прошлое и текущая монгольская действительность, с ее механизмами формирования и поддержания национальной идентичности, зацикленными на мифе о Чингисхане, памяти о «золотом» XIII веке (периоде существования Монгольской империи) и глубокой традиции, видоизменяемой лишь отчасти (более подробно об этом см.: [1]). Кочевничество, по мнению автора, обозначается как состояние души, как сумма образов и представлений обо всех элементах кочевой культуры, перешедших на уровень самосознания монгола, осознания себя и своей этничности.
6

МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
7 Концепцию «не-места» (или «ничейного пространства») сформулировал французский антрополог М.Оже. Этим термином он обозначил места кратковременного и анонимного пребывания (торговые центры, автодороги, аэропорты, вокзалы, гостиницы и т.д.) [2]. Экспериментальное использование обозначенной концептуальной модели составляет теоретико-методологическую основу данного очерка, посвященного анализу городской многомерности Улан-Батора и самосознания его обитателей.
8 Несколько лет назад в урбанистике в рамках теории М.Оже уже говорилось о «ничейности» города. В частности, берлинский профессор Р.Линднер отмечал, что «у социологов город – это обычно место, которое ничего не говорит нашим органам чувств; мы его не слышим, не чувствуем ни его запаха, ни его вкуса, так что, строго говоря, город становится своего рода “ничейным пространством”, “не-местом”» [3].
9 В одной из предыдущих публикаций я описывал процесс трансформации, восприятия и освоения пространства столицы Монголии вчерашними кочевниками, переселившимися сюда из степи на относительно постоянное место жительства [4]. Очевидно, это была одна из немногих работ, характеризующая весь Улан-Батор системно как феномен посткочевничества. По схожей тематике, отмечающей его самобытность, существует еще несколько публикаций. В них говорится о его современном социокультурном облике [5], описывается проблема юрточных кварталов, составляющих, по подсчетам улан-удэнского исследователя А.С.Бреславского, 60% застроенной территории [6]3, делается попытка изучения столицы Монголии через концепцию мирового города [7], обозначаются актуальные проблемы планировки и городской застройки [8].
3. По данным Всемирного банка (2010 г.), опубликованным в той же статье, данный показатель составляет 90%. В цитируемом докладе содержится большое количество информации о юрточных районах (см.: Managing Urban Expansion in >>>> 68275094362/pdf/550280PUB0Urba100Box34943B01PUBLIC1.pdf (accessed 06.12.2018)). Также по теме см.: Шуравилин А.В., Бондарев Б.Е., Дариймаа Л. Особенности организации территории города Улан-Батор (Монголия) // Землеустройство, кадастр и мониторинг земель. 2015. № 1 (121) (прим. авт.).
10 В ходе работы буду опираться на адекватную модель описания нынешней монгольской аутентичности, используя язык самой культуры, т.е. эмный подход (emic-анализ). Он подразумевает изучение монгольской культуры изнутри, с точки зрения самих монголов путем использования «терминов носителей данной культуры и специфичных для культуры единиц анализа» [9, с. 89].
11

КОЧЕВНИКИ ПРОТИВ ГОРОДА?
12 Кочевая культура обессмысливает наличие города. В условиях перманентной динамики всего населения он, с присущей ему статикой, теряет свою прагматику. Для примера вспомним историю самого известного монгольского города Хархорин (Каракорума). При Чингисхане в начале XIII в. место выполняло функции кочевой ставки. Застройка данной локации как стационарного поселения началась во времена правления Угэдэя (1229-1241), преемника основателя Монгольской империи. По причине несформированности городской традиции у кочевников, основания династии Юань в 1271 г. и фактического распада Монгольской империи к последней четверти XIII в. столица теряет свой статус. И постепенно, с начала XIV в., падает значение самого населенного пункта. Попытка возвращения Хархорину столичного положения, предпринятая в XVI в., скорее, носила символический характер.
13 Это связано с одной простой идеей: город в контексте кочевой цивилизации «не несет первостепенное цивилизирующее значение» [10, с. 17]. То есть он является лишь механизмом организации политического пространства, средством выражения власти и доминирования над подчиненными земледельческими культурами. В силу того, что кочевое сознание современных монголов очень тяжело и специфически поддается социокультурым трансформациям, указанная сущность восприятия города кочевником сохраняется и сейчас.
14 Теоретически в социологической урбанистике встречается два противоположных взгляда на город и его обитателей. С позитивной точки зрения, образ жизни горожанина – «утонченное, интеллектуализированное и дистанцированное поведение, разделение публичной и приватной жизни, работы и досуга» [11]. Сторонники критики цивилизации интерпретируют скопление людей «как сборище, а инфекцию – как заражение чуждым духом, как насаждение взглядов, позиций и практик, противных данному обществу» [11].
15 Посмотрим на Улан-Батор через призму перечисленных амбивалентных взглядов. С первой точки зрения очень сложно подсчитать число потомственных горожан или, наконец, улан-баторцев второго поколения, поскольку половина жителей – переехавшие из худона («сельская местность»). Их точную численность установить также затруднительно, поскольку у большинства нет регистрации в городе. 43,6% опрошенных социологами из Института философии АН Монголии родились в Улан-Баторе, 9,6% – живут в столице во втором (и больше) поколении, 10,1% – здесь не родились, но проживают с детства, 37,1% – приезжие [12, с. 167].
16 За последние 30 лет население столицы увеличилось почти в 3 раза преимущественно за счет миграции из провинции. Таким образом, портрет города формируют вчерашние кочевники с присущими им социально-культурными поведенческими стереотипами, в которых непросто провести черту между описываемым немецким исследователем С.Яновичем «приватным и публичным» [11]. Оставшиеся «настоящие» горожане отделяются от города, замыкаясь в элитных поселках, расположенных преимущественно на южной периферии города.
17 С другой стороны, учитывая, что 79,5% прибывших из провинции проживают в юрточных кварталах [13, с. 91], которые, как указывалось выше в примечании, по данным ВБ, составляют 90% застроенной территории, город рурализируется, превращается в деревню. Юрточные районы Улан-Батора семантически связаны с трущобами афро-азиатских городов, но с небольшим отличием. Классические трущобные жилища сооружаются из отходов: пластика, картона, пластмассы и пр.
18 В нашем же случае основной единицей выступает юрта – традиционное жилище центральноазиатских кочевых скотоводов, которое проявило свою практичность не только в условиях степи, но и в новых городских реалиях. В последнее время на участках с юртами соседствуют небольшие кирпичные дома, в которых проживает 61% жителей этих кварталов, в юртах – 38% [6, с. 55].
19 Рурализация Улан-Батора заключается не только в доминировании юрточных районов в общей площади застроенной части города, но и в превращении оставшегося пространства в «не-город» через хаотичную застройку и перманентные установки юрт во дворах многоэтажных домов. Негородскую атмосферу придают также «практики, позиции, взгляды, противные городскому обществу» и насаждаемые ему переселенцами [11].
20 Так мы вплотную подходим к главной проблеме данного повествования.
21

«НИЧЕЙНОСТЬ» УЛАН-БАТОРА
22 Динамика улан-баторцев – непременный атрибут социокультурного портрета столицы, но движение в городе, где официально насчитывается свыше 600 тыс. автомобилей, а дорожные сети эпохи социализма не способны справиться с транспортным трафиком, имеет свою особенность.
23 Большую часть рабочего времени автомобилисты находятся в пробке, преимущественно в центре города, на относительно небольшом участке территории. Сложно понять потребность такого перемещения там, где расстояние быстрее преодолевается пешком, но необходимость совершать поездки на личной машине отсылает нас к мыслям о тождественности в самосознании монгольского кочевника автомобиля и коня и предосудительному отношению к пешему.
24 Ранее я обращал внимание, что динамичный характер кочевой культуры регулируют и выражают стоянки, т.е. традиционные сезонные стойбища. В Улан-Баторе с ними соотносятся автобусные остановки [4, с. 27]. Если внимательно присмотреться к новым улан-баторцам, понимаешь, что они не собираются засиживаться в городе и строят перспективные планы по переезду за границу. Молодежь из степей надеется переехать на постоянное место жительства в город, но, перебравшись в город, она уже мечтает о зарубежных странах.
25 По неофициальным сообщениям, за границей Монголии проживает около 250 тыс. её граждан [14, с. 125]. Чаще всего монголы выезжают в Южную Корею, США, Россию, Чехию, Китай, Японию, Германию, Венгрию, Польшу, Великобританию, Голландию и Австралию.
26 Около 70% эмигрантов относятся к возрастной категории 20-35 лет [15, с. 22]. Вектор внутренней миграции в стране выглядит так: из райцентра (сомона) – в областной центр (аймак), отсюда – в столицу, а из столицы – за рубеж.
27 Эти процессы присущи также и монгольским казахам, составляющим этническое большинство в самом западном аймаке страны – Баян-Ульгийском. Пограничное с Россией (Республика Алтай) положение региона и частые трансроссийские взаимные поездки казахов из Монголии в Казахстан и обратно позволяют овладеть на достаточном уровне разговорным русским языком, но это обстоятельство не становится преимуществом при выборе казахом страны эмиграции.
28 Казахи в миграционных процессах придерживаются общемонгольской траектории, оставляя в стороне Россию и Казахстан. Причем, как сказал автору преподаватель Монгольского национального университета, из Баян-Ульгийского аймака сначала «приезжают в Улан-Батор, чтобы стать монголами», руководствуясь необходимостью повысить их низкий уровень владения монгольским языком.
29 Следовательно, провинциалами Улан-Батор воспринимается как перевалочная база, сезонное стойбище, с которого необходимо отправляться в дальнейшее кочевье (за границу или обратно в худон). Все указанное гармонично вписывается в традиционную картину мира номада.
30

НОСТАЛЬГИЯ И ТОСКА ПО КОЧЕВНИЧЕСТВУ
31 Улан-Батор меняет традиционное сознание и менталитет прибывающего сюда степняка-монгола. Укорененная традиция, само движение по направлению город-худон-город, частые визиты в Улан-Батор родственников из степи, а также отрыв от малой родины подогревают в монголе чувство ностальгии и тоски по кочевому. Становятся актуальными элементы «постномадизма» – кочевой культуры, переосмысленной в отдалении от ее традиционного контекста – степи.
32 Ностальгия буквально пронизывает идентичность любого монгола, который мистически связан со своей малой родиной, родными кочевьями (монг. – нутаг). Она свойственна всем людям, но у монгола это чувство выражается особенно. Степняк, казалось бы, и не совершает переезда за пределы своей страны, однако поездка из худона в город приносит столько же потрясений, сколько и выезд за границу для немонгола. Специфика восприятия родных кочевий отражается в сакральной связи человека с конкретным урочищем и духами-хозяевами местностями, духами-предками. Ритуальная коммуникация монгола с нутагом проявляется с рождения (закапывание пуповины в родную землю) и проходит через отъезд с малой родины (по обычаю сопровождающийся проведением обрядов почитания духов) до самой смерти (желательность захоронения тела или – в случае кремации – праха в пределах родного урочища) [16, с. 92].
33 Все это приводит к популяризации образа нутага в трансформирующейся идентичности нового горожанина: в столице создаются землячества (чаще всего по аймакам), происходит брендирование родного аймака как локально-обобщенного нутага. Землячества, публикуя в столице издания о родном аймаке и фотоальбомы, прославляют родной край, его природу.
34 В массовой культуре становятся популярны исполнители т.н. худонских песен, воспевающих абстрактные нутаги. Здесь отсутствуют конкретные топонимы, используются классические образы и мотивы: вечноснежные синие горы, сравниваемые с матерью, материнская белая юрта, стада пасущегося скота, украшающие родные кочевья, следы молока, которым кропили вслед уходящему человеку, и природа, весь родной край, встречающий возвращающегося из далеких странствий путника прежде родной матери [16, с. 95].
35 Такие песни заказывают, и поют их в многочисленных улан-баторских караоке. Поход в караоке с параллельным употреблением алкоголя – это не просто черта корпоративной культуры, как в Южной Корее, откуда данное явление проникло в Монголию, а один из излюбленных способов проведения досуга в городе. Плотность заведений караоке высокая, иногда в двух-трех соседних зданиях может насчитываться их до 10-15.
36 Коллективное распевание песен в качестве обычая может ассоциироваться с найрами (монг. найр – «пир, веселье, торжество, празднество»), которые, по обыкновению, сопровождаются в юрте поочередным вокальным исполнением народных композиций. Иногда это происходит в соревновательной манере «кто кого перепоет». Если же присутствуют гости издалека (из других стойбищ или иностранцы), с них почти всегда будут требовать песню.
37 Праздничная культура в городе также является ярким примером кочевничества. Улан-Батор максимально обретает облик традиционной Монголии в период двух наиважнейших праздников, ставших государственными: Цагаан сар (монг. «Белый месяц») – Новый год по лунному календарю и Наадам – летнее состязание мужчин в трех видах спорта (скачки, борьба и стрельба из лука4).
4. В последнее время не только в городе, но и в худоне в стрельбе из лука стали соревноваться и женщины, что несколько нарушает установленную традицию. О затратах на подготовку и празднование Цагаан сара – 59% улан-баторцев и 64% жителей провинции для этого берут кредиты. Средняя сумма расходов – 1млн 31 тыс. тугриков (примерно 26 тыс. руб.) – внушительная цифра для семей со средним доходом в 1 млн (работающие семьи) и около 400 тыс. (пенсионеры), при том, что основная часть торжества ограничена первыми 3-4 днями «Белого месяца». По причине высоких затрат 20% городских домохозяйств не отмечают этот праздник, в худоне – только 6% (см.: Mongolian Marketing Consulting Group; >>>>
38 Празднование Нового года в Монголии начинается с посещения гостей с последующим церемониальным приветствием, непродолжительным застольем и взаимным одариванием хозяев и гостей подарками. В первый день горожане стремятся навестить сначала самых уважаемых старших родственников, что увеличивает на дорогах УланБатора и без того высокий трафик. Вместе с тем, некоторые состоятельные столичные жители по разным причинам – от уклонения от организации дома торжества до банального желания отдохнуть и с выгодой для себя использовать выходные – на период праздника отправляются в курортные страны (Таиланд, Китай), что говорит об индифферентном отношении к происходящему и частичном нивелировании традиции.
39 Большинство столичных мужчин всегда с интересом следит за соревнованиями по монгольской борьбе и болеют за выходцев из родного аймака. В этом снова проявляется ностальгия и региональная идентичность болельщиков. Манифестация кочевничества и/или тоска по традиции происходит и через ношение монгольского халата дээл, обвязанного длинным и широким у мужчин и коротким у женщин поясом. По одежде издалека можно всегда определить представителя старшего поколения либо жителя худона, недавно и, возможно, ненадолго приехавшего в Улан-Батор.
40 В период празднования Цагаан сара все монголы обязаны облачиться в традиционную одежду, желательно недавно приобретенную специально для такого случая. Каждая семья старается заблаговременно для всех членов заказать серию однотонных дээл в швейной мастерской, но не всем молодым монголам нравится подобная идея. При любом удобном случае, чаще всего после приветствия гостей в самом начале празднования, они стараются снять халат.
41 Из оставшихся бытовых сюжетов, отдаленно напоминающих в городе кочевничество, следует упомянуть уже отмечаемую аналогию автомобиль конь, движение-динамику как один из критериев номадизма и магию чисел – благоговейное отношение монголов к особым числовым комбинациям5. К примеру, восьмизначные номера мобильных телефонов, начинающиеся на «9911», могут стоить до 20 млн тугриков (около 500 тыс. руб.).
5. Информацию по теме, относящуюся к традиционному обществу, см. более подробно в классическом исследовании: Жуковская Н.Л. Категории и символика традиционной культуры монголов. М., Наука. 1988, с. 131-152.
42 В монгольской культуре широко известно уважительное отношение к числу «9» как к максимальному выражению полноты, а в сочетании с единицей эта полнота становится абсолютной, но цена обусловлена и практической причиной: желанием подчеркнуть свой статус, примкнуть к элитарному слою первых пользователей сотовой связи.
43 Также популярны «красивые номера» с возрастающим цифровым значением (например, оканчивающиеся на «2233», «4567» и т.п.). Нежелательны номера с уменьшающимися цифрами и оканчивающиеся на ноль. В отдельных столичных ломбардах специально принимают в качестве залога автомобили с особыми номерами.
44

По мнению некоторых экспертов, весь комплекс проблем современного Улан-Батора, в т.ч. перенаселенность, загрязненность, коррупция во власти, базируются, в частности, на монгольском менталитете, на традиционном индивидуализме кочевой культуры. Так, известный журналист Д.Жаргал в передаче от 18 ноября 2018 г. обозначил контуры данного вопроса, сказав, что «времена кочевников, когда мы не встречались друг с другом, ни с кем почти месяц, прошли, это было другое общество, а сейчас мы вместе даже не помещаемся в этом городе, и поэтому здесь общие интересы должны быть на таком же уровне, как и личные интересы»6.

6. >>>>
45 Тем не менее, отход от кочевничества как состояние души невозможен ни в краткосрочной, ни в среднесрочной перспективе. Пожалуй, два фактора, безусловно, способствуют этому: сама сущность кочевничества как стержня монгольской идентичности и присутствие в общей структуре населения столицы значительной доли новых улан-баторцев с неизжитыми выразительными традициями и стереотипами. Причем сами монголы не стремятся отказываться от своих тысячелетних установлений, привычек и обычаев, объясняя особенности своей культуры, не до конца понятные стороннему наблюдателю, фразой: «Мы же кочевники»7.
7. Одна из недавних статей в самой читаемой монгольской ежедневной газете Одрийн сонин («Ежедневные новости») пытается безуспешно опровергнуть устойчивое мнение, по которому причины всех негативных сторон монгольской жизни и, в частности, межличностных отношений, кроются в кочевой культуре (Одрийн сонин. 27.11.2018).
46

* * *
47 По некоторым демографическим прогнозам, население Улан-Батора к 2040 г. достигнет 2 млн 387 тыс. человек [13, с. 87], тогда как население всей страны приблизится к отметке в 5 млн [17, с. 37]. Усиливающаяся миграция сельских жителей в Улан-Батор, перенесение сюда стереотипов кочевого поведения, отток активного городского меньшинства из Монголии за границу приводят к постепенной «геттоизации» всей столицы, а не только отдельных юрточных районов, что наблюдается сейчас.
48 Пример Улан-Батора демонстрирует возможность использования при изучении современного этнографического явления конкретной методики «не-места» (взгляда извне) и собственного языка описания (эмного подхода), т.е. языка изучаемой культуры, сезонные пастбища.
49 Помимо всех перечисленных практик новых улан-баторцев, «ничейность» столицы и интерпретация ее как «не-места» дополняюе тот факт, что город не воспринимается жителями, в т.ч. и родившимися здесь, как нутаг (родные кочевья). Приезжие ощущают его как сезонную (скотоводческую) стоянку. Конечно, чувство ностальгии присуще коренному населению, но в своих рассуждениях и погружениях в самопознание нутаг всегда локализируется в местах рождения предков, чаще всего обобщенно сужаясь до сомона, аймака или региона.
50 Перенаселение Улан-Батора требует от правительства страны скорейшего разрешения усугубляющейся ситуации, но все предпринимаемые до настоящего времени попытки улучшения ситуации (проект новой столицы, вариант строительства за чертой Улан-Батора университетского городка, программы по расселению юрточных районов и т.п.), по сути, были малоэффективны. В октябре 2018 г. мэрия объявила об открытии в 2019 г., взамен двух прежних, новой организации, которая специально будет заниматься вопросами проектировки и застройки столицы, – Исследовательского института градостроительства.
51 Столица разрастается опережающими темпами: генеральный план развития города до 2020 г. предусматривал численность населения до 1,4 млн человек, но эта цифра уже в 2014 г. составляла 1,3 млн [8, с. 186]. Планируется принятие единой стратегии развития Улан-Батора до 2040 г., разработкой которой займется указанный институт. Последуют ли за этим конкретные положительные результаты, покажет время.

Библиография

1. Терентьев В.И. Монголия. Кочевники в городе // Азия и Африка сегодня. 2015. № 3. (Terentyev V.I. 2015. Mongolia. Nomads in the sity // Asia and Africa today. № 3) (In Russ.)

2. Оже М. Не-места. Введение в антропологию гипермодерна. М., НЛО. 2017. (Auge M. 2017. Non-place. An introduction to Anthropology of Supermodernity. M.) (In Russ.)

3. Линднер Р. Текстура, воображаемое, габитус: ключевые понятия культурного анализа в урбанистике // Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике. М., НЛО. 2018. (Lindner R. 2018. Texture, imaginary, habitus: key concepts of cultural analysis in urban studies // Own logic of cities. New approaches in urban studies. M.) (In Russ.) - http://flibusta.site/b/487519/read (accessed 05.11.2018)

4. Терентьев В.И. Монголия: современные механизмы национальной консолидации // Азия и Африка сегодня. 2014. № 5. (Terentyev V.I. 2014. Mongolia: modern mechanisms of national consolidation // Asia and Africa today. № 5) (In Russ.)

5. Бороноева Д.Ц. Социокультурный облик современного Улан-Батора // Преподаватель XXI век. 2010. № 4. (Boronoeva D.Ts. 2010. Socio-cultural appearance of contemporary Ulaanbaatar // Prepodavatel XXI vek. № 4) (In Russ.)

6. Бреславский А.С. Улан-Батор и «пригородная революция» // Азия и Африка сегодня. 2017. № 1. (Breslavsky A.S. 2017. Ulaanbaatar and the post-socialist suburban revolution // Asia and Africa today. № 1) (in Russ.)

7. Михалев А.В. Современный Улан-Батор: на пути к мировому городу // Городские исследования и практики. 2016. Том 1. № 2. (Mikhalev A.V. 2016. Ulaanbaatar Today: towards a global city // Urban studies and practices. Vol. 1. № 2) (In Russ.)

8. Нарантуяа Н. Планировка и застройка Улан-Батора // Известия вузов. Инвестиции. Строительство. Недвижимость. 2016. № 4 (19). (Narantuyaa N. 2016. Planning and development of Ulaanbaatar // Proceedings of universities. Investments. Construction. Real estate. № 4 (19)) (In Russ.)

9. Иванова И.Н., Почебут Л.Г. Динамика шведской идентичности // Музей. Традиции. Этничность. 2013. № 2 (4). (Ivanova I.N., Pochebut L.G. 2013. Dynamics of Swedish identity // Museum. Traditions. Ethnicity. № 2 (4)) (In Russ.)

10. Баталов С.Г. Кочевнический город как особое культурное явление кочевой цивилизации Евразии // Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 28 (166). (Batalov S.G. 2009. Nomadic city as a special cultural phenomenon of the nomadic civilization of Eurasia // Bulletin of Chelyabinsk State University. № 28 (166)) (In Russ.)

11. Янович С. «Обычные» африканские города и их собственная логика // Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике. М., НЛО. 2018. (Yanovich S. 2018. «Ordinary» African cities and their own logic // Own logic of cities. New approaches in urban studies. M.) (In Russ.) – http://flibusta.site/b/487519/read (accessed 05.11.2018)

12. Монголы в зеркале социологии. Сводный сборник результатов исследований. Т. IV. Улан-Батор, МАН, ИФ. 2015. (2015. Mongols in the mirror of sociology. Consolidated compilation of research results. Vol. IV. Ulaanbaatar) (In Russ.)

13. Бадараев Д.Д. Миграционные процессы в монгольском обществе в зеркале магистралей культур // Известия Восточного Института. 2015. № 3 (27). (Badaraev D.D. 2015. Migration processes in the Mongolian society in the mirror of the highways of cultures // News of the Eastern Institute. № 3 (27)) (In Russ.)

14. Бадараев Д.Д. Социально-структурные процессы в монгольском обществе: опыт трансформации и методологические аспекты изучения // Вестник Бурятского научного центра СО РАН. 2014. № 4 (16). (Badaraev D.D. 2014. Social and structural processes in Mongolian society: experience of transformation and methodological aspects of the study // Bulletin of the Buryat Scientific Center of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences. № 4 (16)) (In Russ.)

15. Галиймаа Н. Миграция монголов за рубеж: почему они уезжают и почему они возвращаются // Восток на Востоке, в России и на Западе: трансграничные миграции и диаспоры. СПб, Нестор-История. 2016, с. 19-34. (Galiimaa N. 2016. The Mongols’ cross-border migration: Why do they leave and why do they return // East in the East, in Russia and in the West: Cross-border migrations and diasporas. Saint Petersburg) (In Russ.)

16. Терентьев В.И. «Нутаг» как понимание образа малой родины у современных монголов // Томский журнал лингвистических и антропологических исследований. 2018. № 2 (20). (Terentyev V.I. 2018. «Nutag» as understanding of the image of a small motherland of modern Mongolians // Tomsk Journal of Linguistics and Anthropology. № 2 (20)) (In Russ.)

17. Renewed 2015-2045 Population Projection. Ulaanbaatar, National Statistics Office of Mongolia. 2017 (In Mong.)

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести